Опора-Созидание
"Мы развиваем культуру предпринимательства, основанную на традиционных российских ценностях, осуществляя вклад в духовное возрождение России"

«Построить ДнепроГЭС за 3 дня может только русский человек» — Виталий Сурвилло («Мастерславль») об иррациональности в нашем менталитете

portrait-V-SurvilloС Виталием Юрьевичем Сурвилло, Генеральным Директором компании «ЭСПРО» и основателем уникального семейного парка профессий «Мастерславль»,  мы уже общались, когда проект только готовился к запуску. В рамках серии наших интервью по особенностям менталитета и русского характера мы побеседовали с Виталием Юрьевичем о ценностях и трудовой этике в России. Почему в ценностях все равны? В чем мерило успеха компании? Почему так важно закладывать добро? Об этом наш разговор с Виталием Юрьевичем Сурвилло.

Дина Иванова, 13.04.2015

— Виталий Юрьевич, на каких ценностях строится корпоративная культура в компаниях «Мастерславль» и «Эспро»?

— Для нас важны такие ценности, как порядочность (порядочность в отношениях с партнерами, порядочность внутри компании) и принцип «не навреди», не причиняй никому зла. Объединяя все это, получаем доброту и добро. Этот принцип несения добра, на мой взгляд, самый главный, потому что этому должны служить как наши проекты, так и наши повседневные отношения со всеми окружающими нас людьми. Мы должны быть справедливыми (всегда учитывая аргументы других) и научиться уважать достоинство каждого — нам так этого не хватает.

— Как вы отбираете сотрудников в компанию? Вы обращаете внимание на ценности?

—  Когда-то я участвовал во всех собеседованиях, а после 3 месяцев работы приглашал сотрудника на ланч и обсуждал с ним, остается ли он в компании или нет. Сейчас, к сожалению, такой объем работы и такое количество людей, что это стало невозможно. Может, со временем, мы вернемся к этой практике прямого контакта руководителя и нового сотрудника. Понятно, что ни один человек не может отслеживать внутреннее состояние, чувствовать внутренние струны более, чем, скажем, 10 человек, но даже с этими десятью (для меня это ближайшие директора) я хотел бы такой контакт иметь. И хочется, чтобы каждый из них имел подобную связь со своими 10 подчиненными. И так далее. Пока по такой схеме наладить отношения внутри коллектива полностью не удается. Кто-то готов тратить свои внутренние силы, чтобы слышать других, кто-то менее готов к этому… Но я надеюсь на лучшее.

Работа с людьми, нахождение баланса между обязательностью и отзывчивостью, для меня крайне сложная задача. Я вообще не могу увольнять людей, и считаю, что вместо того, чтобы увольнять, нужно найти место, где человек сумеет раскрыться, где ему будет интересно. Но это не всегда возможно в заданных рамках компании. Европейская система трудовых отношений основана на принципе исправно работающего конвейера. Все сотрудники – винтики этого конвейера и при малейшем сбое должны быть заменены. Незаменимых людей по этой системе нет. Нет времени на поиск возможного применения попавшемуся винтику с обратной резьбой. Производственный результат – единственное мерило ценности каждого винтика. Такая система эффективна, и она успешно работает. Но я так не могу. Не знаю, есть ли христианская модель трудовых отношений, но мне, наверно, ближе всего семейная система, сродни японской. Если ты поступил работать в японскую корпорацию и остаешься лояльным её ценностям, то ты уже будешь там работать всю жизнь. Добавить к этому американскую модель формирования команд единомышленников для реализации того или иного проекта, и получится, наверно, идеальная система трудовых отношений. Возможно она и вернет нас к изучению принципов российской трудовой общины. Есть постоянная команда (как твоя семья, община), с которой ты идешь в новые проекты. При этом проекты и направления деятельности могут меняться.

— Как построена система мотивации в вашей компании?

— У нас традиционно система мотивации предполагала участие в прибыли компании. Такой в общем-то везде распространенный подход материального поощрения в зависимости от результатов работы компании будет сохранен и в «Мастерславле». Но для того, чтобы человек оставался на работе, этого недостаточно. На мой взгляд, крайне важны осознание смысла того, чем ты занят (в нашем случае – работа на детей), и атмосфера в коллективе. Мы всячески поощряем совместное времяпрепровождение. Мы не заставляем сотрудников постоянно общаться друг с другом, но все время организуем какие-то поездки, ездим по разным городам России. Такие умные и любознательные совместные мероприятия очень полезны и сближают, потому что общение там проходит на другом уровне, духовном и интеллектуальном. Довольно часто мы вместе отмечаем церковные праздники, никого при этом не заставляя, проводим встречи с интересными людьми.

— Вы упомянули о таком семейном стиле и подходе в бизнесе. Какой стиль управления вы считаете более органичным для российского человека? 

— Вот этот «семейно-командный» и является. Отношение к любому другому человеку должно зиждиться на уважении к его достоинству. Если человек к тебе обратился, нужно выслушать его. В плане ответственности за работу должна быть достаточно четкая дисциплина, но при этом нужно понимать, что ты — человек и он — человек. Надо любить тех, с кем ты общаешься. У меня бывают люди, с кем мне сложно общаться, я себя всегда успокаиваю, что люди разные. Надо над собой работать, не надо, чтобы из тебя лезла гадость, ее и так много вокруг.

— На ваш взгляд, что еще необходимо учитывать при разработке такой модели, которая с одной стороны, основана на наших ценностях и органична нашему менталитету, а с другой стороны, позволит нашим компаниям быть успешными и эффективными?

— Здесь секретов особых нет. Если это благое дело, лучше, чтобы оно было прозрачным. Лучше, чтобы твои подчиненные знали, что ты делаешь, зачем ты это делаешь, чтобы они могли соотнести со своими принципами и устремлениями. Коммуникация в бизнесе очень важна, коллеги должны знать, куда мы идем, и во имя чего мы идем. Если будет так, то люди готовы выкладываться до конца, а если это приказы ниоткуда и не пойми зачем, то будет крайне сложно реализовывать проект.  Важно, как я говорил, соблюдать справедливость. Если ты говоришь, что нельзя курить или бросать фантики, ты никогда не должен сам этого делать. Если ты говоришь, что нельзя опаздывать, то не опаздывай сам, а если опоздал, то надо 10 раз извиниться. Это понимание того, что в соблюдении ценностей все равны. Не должно быть такого, что позволено Юпитеру, и не позволено быку. По человеческим, по христианским понятиям все одинаково равны. Мне кажется это эффективнее. Хотя я знаю руководителей, которые кричат на своих подчиненных, и считают это правильным.

— Что или кто повлияло лично на ваши ценности?

— При входе в «Мастерславль» будет такое «Дерево Инны». На нем будут висеть большие яблоки, и прикасаясь к какому-то из них, гость города услышит и увидит рассказ о каком-то человеке. Это будут рассказы о тех людях, которые повлияли на ценности нашей команды. Там будут представлены и 3 человека с моей стороны, которые во многом, помимо родителей, предопределили мою линию поведения. «Дерево Инны» называется в честь моей учительницы Инны Яковлевны Розенталь, человека, который сыграл громадную роль в моей судьбе. В ней была удивительная внутренняя порядочность, ум, ирония, и при этом бесконечная любовь к детям. Это были счастливые времена, когда мы учили французскую поэзию наизусть, когда мы путешествовали по заброшенным городам Севера, — она открывала для нас удивительный мир. Она взращивала нас интеллектуально, приучая к множественности мнений и позиций, но при этом каким-то образом у нас в памяти оставались только те знания, от которых человек становился добрее.

Второй удивительный человек – Григорий Самуилович Фрид. Он был руководителем Московского молодежного музыкального клуба, художником, композитором, настоящим педагогом и просветителем. Его вечера в Доме композиторов — это одни из самых лучших концертов, на которых я когда-либо был. Я у него учился тому, насколько мягко и мудро можно разговаривать с совершенно разношерстной публикой. И при этом он всегда поражал диапазоном своих знаний и культуры.

С третьим человеком у меня было меньше общения – это Митрополит Антоний Сурожский, чьи статьи я впервые прочитал много лет тому назад, а потом ездил к нему в Лондон. Он меня примирил с Церковью, с теми неизбежными вопросами, которые возникают у любого человека при воцерковлении. Он направил меня на поиски собственного спасения вместо раздумий об оценке других людей. Его проповедь любви – это то, что объединяет всех этих трех людей: Инна Яковлевна, которая отдала себя работе с детьми, Григорий Самуилович, который готов был любить любую свою публику, и Владыка Антоний, который светился какой-то недостижимой добротой и состраданием.

— Позвольте перейти к теме особенностей нашего менталитета. Как вы считаете, каковы сильные и слабые стороны трудовой этики россиян?

— Сложный вопрос. Давно-давно, когда я только начинал работать, но у меня уже появлялись первые стажеры,  были ситуации необходимости выбора одного из пришедших на практику студентов. Один из них мог быть очень хорошо профессионально подготовленным, но по своему характеру, ты чувствовал, что что-то не то… А другой, наоборот, был очень хорошим человеком, но не профессионалом и, казалось, не способным стать профессионалом. Для меня это всегда была сложная дилемма. Я тогда скорее все-таки выбирал профессионала. До сих пор сложно сказать, правильно или нет, но все же боюсь, что неправильно. С возрастом ты понимаешь, что важнее не просто стать профессионалом и добиться тех или иных высот в карьере, хотя это все тоже очень важно, но еще важнее, каким ты был по отношению к другим людям, что ты кому сделал – добро или зло, и ради чего ты работал – ради больших денег или ради смысла в жизни. Мне кажется, что очень важно в русском человеке, так это то, что иногда он поступает совершенно иррационально, не смотря на все окружающие обстоятельства, правила, аргументы, и тем не менее, в конечном итоге, оказывается прав. До последнего времени у нас в стране материальные ценности, диктующие строгую регламентацию твоей жизни, не были основным стержнем русского менталитета. Мне это кажется важным.

— Вы считаете, что духовное первично?

— Да, конечно. Пусть это даже не всегда осознается. У нас есть некая иррациональность, у нас в людях ценится другое по сравнению с Западом. Сколько раз бывает, что ты понимаешь, что какой-то человек тебе профессионально очень нужен, но душа к нему не лежит, и наоборот. Из этого вытекают свои сложности. С русским человеком очень сложно работать, потому что он может и подвести; вопрос дисциплины в России стоит достаточно остро. Но построить ДнепроГЭС за 3 дня может только русский человек. И построить ДнепроГЭС бесплатно тоже может только русский. Эта иррациональность, которой нельзя ни в коем случае злоупотреблять, удивительна. Я такого нигде больше не встречал. Не все в жизни рассчитывается и регламентируется –у русского человека, как ни у кого, это есть. Это не значит, что на Западе нет таких людей, они там тоже есть, но у нас это повсеместно. Если людям что-то нравится, они выкладываются полностью.

— Такое отношение к делу как к служению – насколько эта идея созвучна вам? Как вы считаете, каковы перспективы такой позиции в России?

— Боюсь «впасть в пафос». Мне уже столько лет, и я понимаю, что мне рано или поздно где-то придется держать отчет о том, что я сделал в своей жизни. Отчасти это попытка некоего внутреннего спасения, потому что рассказать, что я делал только склады – я не могу. Я сильно упрощаю свое ощущение, но у каждого возникает когда-то вопрос – что ты делал. Поскольку я человек воцерковленный, православный и верую, мой вопрос звучит следующим образом – что я сделал хорошего с точки зрения, прежде всего, Господа Бога. Очень мало, больше плохого. Но это другой вопрос. А осмысление того, что и ради чего ты делаешь, является для меня мерилом, которому, увы, я, конечно, не всегда следую.

Вы знаете, у меня была много раз возможность уйти из бизнеса и уехать куда-то спокойно жить, например, в любимый Переславль. Весь вопрос – зачем мы что-то делаем? Так в любом проекте – это тебе нужно для того, чтобы заработать лишних 18% доходности? Или ты кому-то принесешь радость или сделаешь добро. С собой ведь много не унесешь. Когда вспоминаю пережитое, успехи забываются – вспоминаю, как я кого-то обманул или оскорбил, и испытываю чувство жгучего стыда. Все успехи уходят. Даже то, что ты творишь добро – уходит, это нормально. Главное – не забывать то зло, которое ты сделал. И делать побольше добрых дел.

Второе, что очень важно, – это служение Отечеству. Ввиду языка, веры, национальности (хотя по крови я польского происхождения по отцу и литовского – по матери, и русской крови во мне мало) русская культура и российская иррациональность приобретают для меня приоритетное значение. Я не представляю, как я буду жить в других странах. Это не значит, что те, кто уезжает, плохие, они могут жить там, и это – их право. Но я не могу. Не в том смысле, что припадаю к березкам со слезами на глазах, а в том, что моей обязанностью является в любой ситуации пытаться делать что-то хорошее для ближнего и для Отечества. Служба Отечеству – это же не служба Кремлю, это служба ближнему, будущим поколениям, детям, потомкам. Ты живешь на этой земле, которая познала массу крови, массу несправедливостей, но которая существует по каким-то иррациональным понятиям и которая являла такие высоты и взлеты духовного величия и подвига, которые мало, где есть в других странах. Я горжусь историей и культурой своей Родины.

— Вы упомянули японскую систему. В Японии есть система кайдзен, бережливого производства, планомерного улучшения. Это связано с особенностями в менталитете, на которые японцы сделали ставку, что затем послужило толчком к  японскому экономическому чуду и успешному развитию японских компаний. Как вы считаете, что может стать такой нашей «изюминкой» и особенностью, на которую мы могли бы сделать ставку?

— Не уверен. Планомерность и бережливость не совсем вяжутся с российской иррациональностью. Иррациональность может творить еще бОльшие чудеса. Но объяснить это, особенно – молодым, не всегда просто. Впрочем, моя задача заключается не в том, чтобы других воспитывать, а воспитывать самого себя. Как говорил Митрополит Антоний Сурожский? Если бы мы сами были настоящими христианами, то и все вокруг пришли бы к христианству. Но поскольку мы говорим одно, а делаем подчас совершенно другое, то и отношение к нам соответствующее.

Что может быть нашей «изюминкой»? Только все те же самоотверженность и добротолюбие.

— Существует такая точка зрения, разделяемая экспертами, что русскому человеку очень важно видеть смысл того, что он делает.  Смысл должен быть созидательным, достаточно высоким, это не могут быть какие-то утилитарные вещи.

— Конечно, абсолютно согласен. Этот смысл должен быть благородным. Иначе деятельность обесценивается.

— Что вам дает силы вести такой непростой проект, как «Мастерславль»? Что вас вдохновляет?

— Может быть, я и ошибаюсь, но я как-то уверен в правильности этого проекта. Простите все мои громкие слова, но для меня, как верующего, этот проект — во Славу Божию, а как для гражданина – на пользу Отечеству и на радость детям. Все остальные показатели не столь важны. Что люди творят в своей жизни, зависит от того, как их воспитывали и просвещали.

— Что бы вы могли посоветовать российским предпринимателям, которые заинтересованы в улучшении трудовой мотивации и этики в своих компаниях?

— Начать с самого себя. Мне кажется это очень важным. Подавать пример того, что ты достойный и хороший человек, сделанный по образу и подобию Божиему. Если тебе это удается, люди начнут тебе верить, они за тобой пойдут и тебе помогут. Бывают такие, кто и не поддержит, но таких меньшинство. Вообще в любом человеке всегда есть хорошее, и всегда это хорошее можно пробудить. Это не совет того, как можно добиться успеха в жизни. Успеха можно добиться и, если жить по-волчьи, весь вопрос – кому что важнее. У меня вот такая шкала ценностей. Верю, она мне помогает. Я смотрю на некоторых замечательных православных людей, у которых бизнес давно должен был загнуться, а бизнес живет. Значит, что-то их защищает. А вот на волне бизнес-успеха, когда у тебя все хорошо, сложно оставаться человеком. Даже если откладываешь десятую часть на пожертвования, это не столь важно, как то, на чем ты фокусируешься, что становится приоритетом в твоих действиях и мыслях.

Моя компания не может быть примером для подражания. Экономически мы многие вещи делаем неправильно, но зато мы что-то сделали другое. Весь вопрос в том, что для тебя важнее в жизни. Выйти на IPO или, например, помочь кому-то вылечиться от рака. Весь вопрос в том, как мерить успех компании. Поэтому успешные в моем понимании компании вряд ли все входят в первую тысячу в стране, но в этих компаниях другая атмосфера, другой дух и по-другому дышится.

Дина Иванова