Предлагаемая тема, в целом вполне камерная, лежит в русле по крайней мере трех крупных проблем. Первая проблема связана с историей семьи и купеческой семьи в частности; вторая — с историей российского предпринимательства и, третья — с оформившемся как самостоятельное направление в отечественной и зарубежной историографии изучением положения и роли женщины в обществе. Сразу оговорю, что представляемый в дальнейшем фактический материал осмысливается с точки зрения первой проблемы, а в рамках ее в аспекте имущественных прав и положения женщины в купеческой семье Москвы XVIII в.
Давно и хорошо известны домовитость и расторопность купеческих женок как домашних хозяек. Подробно и красочно о них повествуют сохранившиеся до наших дней воспоминания представителей купеческих фамилий. Семейно-правовые документы (духовные, рядные о разделе имущества и вступлении в наследство), а также купчие, закладные и другие частноправовые акты позволяют говорить и о том, что им были свойственны интересы и деятельность, далеко простиравшиеся за пределы собственного дома.
Комплекс источников, легших в основу предлагаемого сообщения, представлен, во –первых, законодательными актами, устанавливавшими правовые нормы внутрисемейных и в том числе имущественных отношений между супругами, между родителями и детьми, а во-вторых, частно-правовыми актами, выявленными среди документов фонда Юстиц-коллегии (№ 282) РГАДА и Московского городового магистрата ЦИАМ (№ 32). Из почти 380 семейно-правовых документов (духовных, рядных, сговорных и их регистрационных записей в крепостных книгах) лица женского пола представлены 107 документами (51 духовная, 35 сговорных, 21 рядная), что позволяет вполне ощутимо услышать голос этой, по определению исследователей, в целом «безмолвствующей части общества»[1]. Но и прочие акты также содержат интересный материал, позволяющий по новому взглянуть на роль женщины в купеческой семье.
Идущее со второй половины XVII в. законодательное определение сферы имущественных прав женщин, к середине следующего столетия завершилось четким разделением собственности супругов, определением каналов ее обретения и закреплением за каждым из них права самостоятельного распоряжения ею, включая куплю-продажу, заклад, передачу по наследству. Указы 1714, 1716 и 1731 гг. в число не отчуждаемых от жен имений, которые не засчитывались в «указную дачу», получаемую после смерти мужа, и не включались в состав передаваемого им по наследству имущества, помимо собственного приданного и полученного после родственников наследства, отнесли и самостоятельно купленное женами имущество[2].
Купеческие жены и вдовы от своего имени или по поручении мужей, братьев активно участвовали в различного рода сделках с принадлежавшей как лично им, так и другим членам семьи и родственникам собственностью. Право писать купчие и закладные на недвижимость, как и совершать крепости на принадлежащее им движимое имение было дано лицам женского пола указом 1715 г.[3]. В отсутствие мужа они также были правомочны, причем по собственной инициативе, выдать дочь замуж, оформив сговорную запись за подписями приглашенных для этого свидетелей. Встречающаяся в сговорной записи ссылка на «письмо мужа» (далеко не всегда присутствующая) могла быть простой формальностью, так как при сопоставлении содержания такого письма с текстом сговорной становится ясно, что выбор жениха осуществлялся матерью невесты самостоятельно («присылаются женихи свататься»). Она же определяла состав и размер приданого дочери, который мог значительно превышать сумму, назначенную в письме мужа.
Судя по духовным московских купцов при отсутствии сыновей мужья вполне полагались на своих жен при возложении на них выполнения разнообразных деловых распоряжений. Наиболее часто среди них в духовных упоминаются различные поручения в сфере кредитных операций, столь характерных для торговой деятельности купцов разной состоятельности и размера торговых оборотов. Одни завещатели, подобно гостю Максиму Чирьеву в 1705 г., или купцу Семену Степанову в 1796 г., возлагали на своих жен обязанности «выбирать» деньги «по кабалам и распискам», другие — как гость Михаил Шорин (1711 г.), «гостиный внук» Андрей Шустов (1738 г.), купец 1-й гильдии Иван Готовцов (1750 г.) или купец 3-й гильдии Николай Калачников (1793 г.), напротив, обращали внимание жен на их собственные долговые обязательства по векселям, крепостям и «своеручным» письмам, а также пошлинные и оброчные платежи[4]. Причем, если на их уплату наличных денег не хватало, то в завещаниях следовали распоряжения относительно продажи конкретной недвижимости, что также поручалось женам. Например, уже упоминаемый гость М.Шорин для уплаты числившихся на нем «всякой доимки и пошлин» на огромную сумму в 15 тысяч рублей приказал жене продать доставшиеся ему еще от деда и свои собственные дворы, деревни, лавки и соляные угодья[5].
Среди хозяйственных поручений встречались распоряжения о продаже не распроданного в наемной лавке товара, а также по ведению торговых дел и сдаче собственных лавок в наем до возраста малолетних сыновей[6]. В отдельных случаях умирающий муж мог возложить на жену содержание взятых им на откуп сборов различных оброчных статей, что предполагало умение наладить значительно более сложное в организационном плане предприятие. Такое поручение, например, содержится в завещании купца 1-й гильдии И.Л.Готовцова 1750 г. Помимо передаваемых жене дома, четырех лавок и двух погребов, в нем упомянуты имеющиеся у него на откупе от Московской губернской канцелярии бани, мельница, рыбныя ловли и садки. Все они в течение положенного срока также поступали на содержание жены и приемного сына[7].
В составе передаваемого по духовным женам наследства нередко фигурируют не только дома со всем жилым и нежилым строением, но также и торговые заведения — палатки и лавки каменные и деревянные с каменными под ними погребами, складские помещения (амбары и пр.), питейные погреба. Они оценивались, порой, на весьма значительные суммы. Например, московский купец Андрей Яковлев сын Мельников в своей духовной, составленной в 1793 г., оценил все свое завещанное жене недвижимое имение (дом на каменном фундаменте с садом, 3 каменные лавки с каменными под ними погребами и с железными затворами, 2 каменные палатки со сводами каменными и с каменными же под ними погребами) «по совести» в 12 тыс. рублей. Стоимость 33 лавок в разных рядах купца 2-й гильдии Михаила Алексеева Москвенкова, распределенных им по духовной (1794 г.) между его женой, четырьмя дочерьми и еще не родившимся ребенком, оценивалась в 27,5 тыс. рублей. Каменный дом с принадлежавшим к нему дворовым строением завещатель оценил в 2 тыс. руб. Еще 24 лавки стоимостью в 30 тыс. рублей купец поручал жене продать, а полученные деньги, как и собранные с заимодавцев, употребить на поминовение его души[8].
Жены купцов владели разнообразными торговыми и промысловыми предприятиями не только после смерти своих мужей, получая их по наследству, но и еще при их жизни. Об этом свидетельствует состав принадлежавшей лично им собственности. Так, жена московского купца И.Д.Евреинова Анна Васильева в своем завещании 1798 г., наряду с родовым, доставшимся ей по наследству недвижимым имением, которое включало питейной погреб с каменными лавками и палатками и две деревянные лавки, упоминает «благоприобретенные» двор с каменным и деревянным строением и садом «да в Мясницкой части в Охотном ряду три каменныя же лавки с погребами и над ними с палатками». Родовые торговые заведения предназначались сыну, а до его совершеннолетия поступали под управление мужа с тем, чтобы получаемые с них доходы он смог «употреблять на пристойное сына нашего воспитание и в случае надобности на починки и поправки того строения». Приобретенное же лично Анной Васильевой недвижимое имение после ее смерти муж уже от своего имени должен был продать или заложить ради погашения состоящих на ней вексельных долгов и счетов[9]. Подобная хозяйственная самостоятельность купеческих жен не была редкостью.
Многочисленные примеры свидетельствуют, что смерть мужа даже в отсутствии взрослых сыновей далеко не всегда сопровождалась хозяйственной катастрофой для его вдовы. Судя по духовным и раздельным купеческие вдовы на протяжении не одного года могли сохранять за собой полученные дворы с устроенными на них кожевенными и прочими «заводами», лавки, погреба и другую недвижимость и лишь перед смертью передавать ее в качестве приданого или по наследству своим дочерям, бывшим замужем за купцами.
Авторитет и деловые качества матерей могли быть настолько общепризнанны, что взрослые сыновья ради соблюдения и приращения капитала малолетних братьев, поступавших под попечение матери после смерти отца, отказывались в ее пользу от недвижимой собственности.
Ярким, но далеко не единственным подтверждением участия лиц женского пола в предпринимательской деятельности может служить духовная вдовы первой гильдии московского купца Алексея Силина сына Шелехова Евдокии Семеновой, написанном в 1757 г.[10] В нем она назначала своего брата, первогильдейского московского купца Петра Семенова сына Рыбенского душеприказчиком и опекуном ее семилетней дочери — наследницы всего движимого и недвижимого имения. Распоряжения Евдокии Семеновой брату, отличающиеся деловитостью и предусмотрительностью, нацелены на сохранение и приумножение оставляемого дочери наследства. В числе его: дом за Яузой в приходе церкви Козмы и Домиана, «что на Вшивой горке», 12 каменных лавок в Китае городе в Пуговишном и Мыльном рядах, 3 питейных погреба и палатка, сдаваемые купцом в наем. В состав движимого имения, помимо посуды медной, оловянной и серебряной (вес последней — 7 фунтов 30 золотников), платья и «низанья», «постели», мехов, входили 5 книг (преимущественно печатные указы — «Уложение в переплете», Торговый Устав и др., а также «Книга писмянная о житии Петра Великого в переплете»), денег 300 рублей и подлежащие взысканию с разных купцов многочисленные вексельные долги на имя умершего купца и его вдовы. В завещании подробно расписаны все заимодавцы, выданные им суммы, срок, дата погашения долга (от 50 руб. до несколько сот и даже полутора тысяч рублей). Ясно, что важной сферой деловой активности покойного купца был коммерческий кредит и сдача в наем принадлежавших ему лавок и питейных погребов. После его смерти эту область предпринимательской деятельности мужа продолжила его вдова. Будучи в курсе всех дел и прекрасно ориентируясь в деловых бумах, она не только держала под контролем опротестованные векселя, но и выдавала новые, предоставляя разным купцам немалые деньги.
Душеприказчику и опекуну позволялось жить с женою в доме вдовы и содержать племянницу «по христианской должности, яко родную свою дочь и по возрасте отдать ее в замужество». Дочери завещалось дядю до его смерти «почитать и иметь, яко за отца». За «доброе им ее воспитание и труды» брат награждался 300-ми рублями. Ему предписывались обязанности по ведению вверенного ему хозяйства: собирать с отданных в найм лавок и погребов деньги, а затем по прошествии указных сроков вновь отдавать торговые заведения в найм разным купцам; взыскивать по векселям долги, а «в неплатеже протестовать.., где надлежит по указом». Полученные деньги употреблять на пропитание, платье племянницы и другие мелкие домовые расходы по 150 руб. в год. Оставшиеся деньги брату следовало использовать на цели приумножения предпринимательства: купить лавки на имя племянницы или же по его усмотрению отдать под процент «доброму человеку». Допуская использование денежного капитала братом—опекуном на собственное купечество, вдова оговаривает его условием платы 6% годовых со взятого капитала, то есть его самого ставя в условия заимодавца. Таким образом, вдова купца, вполне освоив сферу предпринимательской активности мужа, в тех же привычных пределах очерчивает ее и для брата—опекуна.
Желая защитить интересы дочери от возможного употребления вверенного брату состояния на личные нужды, завещательница возложила дополнительный контроль за расходами сверх указанных 150 руб. на другого своего брата Ивана Семенова сына Рыбенского, обязанного вести в тех затратах записи в книгу. Обоснованными вдова признавала расходы по перестройке и ремонту дома, а также сопряженные со взысканием долгов или идущие на ее поминовение. До возраста дочери все имущество, деньги, векселя, крепости должны были находиться в руках брата-душеприказчика и опекуна. Затем все наследство, все отданные и собранные им деньги или векселя и накопившиеся проценты передавались во владение дочери Пелагеи Алексеевне с обстоятельным «в приходе и росходе» счетом.
Духовная купеческой вдовы Евдокии Семеновой подробно рисует состояние московского купца 1-й гильдии, которое складывалось как из домашнего имущества, вполне утилитарного состава, так и из торговых помещений, служивших не торговым целям, а средством извлечения денежного дохода за счет их сдачи в наем. Другим источником доходов в хозяйстве купца был коммерческий кредит, позволявший заимодавцу наращивать свой денежный капитал. Причем в предпринимательстве Алексея Шелехова кредит играл не ту вспомогательную роль, что была характерна для купца любого ранга и позволяла за счет заемных денег как существенно приумножить возможности своих торговых оборотов, так и избежать нежелательной ситуации «лежачих» денег. Кредитная деятельность первогильдейского купца являлась сутью его предпринимательской деятельности. Предоставляемые им займы выдавались сроком от 6 месяцев до 3-х лет под 6% годовых. Это был тот процент, под который выдавались ссуды из Купеческого банка, основанного в Петербурге в 1754 г. Рассматриваемая духовная не только раскрывает конкретные сферы деловой активности московского первогильдейца, но и с убедительностью показывает, что перед нами именно купец—предприниматель, поскольку получаемая им прибыль идет не только на потребительские цели, но и на развитие самого «дела». Очень интересны содержащиеся в духовной данные, позволяющие показать участие вдовы купца в хозяйственных делах мужа, ее способность продолжить непростую область его предпринимательства. Со страниц духовной рисуется образ волевой, предусмотрительной и очень рачительной хозяйки, чьи интересы и деятельность не ограничивалась пределами собственного дома. Несомненно, специфика этой области предполагала четкое и грамотное ведение документации, что в совокупности с наличием среди домашнего имущества купца и его вдовы собрания печатных указов, свидетельствует не только о грамотности хозяев, но и о их знакомстве с правовыми основами своей деятельности и требованиями коммерческого искусства.
В целом навыки деловой активности, участие в предпринимательской деятельности купеческих жен в условиях высокой степени риска занятий торговлей способствовали сохранению капитала умерших мужей, преемственности занятий и социального положения подраставших сыновей.
Козлова Н.В. Хозяйственная активность и предпринимательская деятельность купеческих жен и вдов Москвы в XVIII в.// Торговля, купечество и таможенное дело в России в XVI—XVIII вв. Сборник материалов международной научной конференции (Санкт-Петербург, 17-20 сентября 2001 г.). СПб., 2001. С. 139—144.
[1] Солонин Ю.Н. Женщина в структуре семейного быта: восемнадцатый век//Феминизм и российская культура. СПб., 1995.
[2] Подробнее см.: Козлова Н.В. Имущественные права и положение женщины в купеческой семье Москвы XVIII в. // Столичные и периферийные города Руси и России в средние века и раннее новое время (XI—XVIII вв.). Проблемы культуры и культурного наследия. Материалы Третьей научной конференции. Муром, 17—20 мая 2000 г. М.: «Древлехранилище». 2003. С. 259 – 275.
[3] Правда, вплоть до 1753 г. на практике при их оформлении крепостные учреждения все же требовали письменное согласие мужа или «поверенное» от него письмо. См.: РГАДА. Ф. 282. Оп.1. Ч. 1. Д. 554. С. 75, 77, 92, 95, 153; Д. 555. Л. 53; Д. 567. Л. 54—55 и др.; ПСЗ. Т. XIII. № 10111.
[4] Там же. Ф.26.Оп.1.Ч.1.Д.11.Л.266-267; Ф. 282. Оп.1.Ч.1. Д. 544. Л. 92об.-93; Оп.1, Ч.2. Д. 4198. Л. 14-15; Д. 6592. Л. 2-3; Д. 3710. Л. 12-12об.; ЦИАМ. Ф. 32. Оп.4.Т.1. Д. 3945. Л. 1об.-2.
[5] РГАДА. Ф. 282. Оп.1.Ч.1. Д. 544. Л. 92об.-93.
[6] ЦИАМ. Ф. 32. Оп.3. Т.3. Д. 6401. Л. 1об.—2.
[7] РГАДА. Ф. 82. Оп.1.Ч. 2. Д. 6592. Л. 2—3.
[8] Там же. Оп. 26. Д. 909. Л. 15—16. Оп. 3. Т. 3. Д. 8099. Л. 1об.—4об.
[9] ЦИАМ. Ф. 32. Оп.4. Т.2. Д. 6274. Л. 1об—2об.
[10] РГАДА. Ф. 282. Оп.1.Ч. 4. Д.12125.Л.1-4об.