Предприниматели прошлого: какими они были

«Богатство обязывает»

П. Рябушинский, русский предприниматель.

ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВО И РУССКИЙ ХАРАКТЕР
Предпринимательский слой Российской империи был чрезвычайно разнородным по своему составу, образованию и культуре, положению в обществе. Формирование предпринимательства на протяжении многих столетий в очень сложных социальных условиях (крепостничество, полицейское государство) привело к тому, что, с одной стороны, в этой среде оказались дворяне – представители привилегированного сословия, с другой стороны – крестьяне, занимавшие нижние ступени социальной лестницы. А между ними находились купцы, большинство родов которых вели свое начало от тех же крестьян.
Для представителей дворянства занятие предпринимательством считалось недостойным их благородного сословия. И хотя в России процесс «обуржуазивания» дворянства начался еще в XVIII веке, но даже спустя столетие деятельность помещичьих фабрик была, скорее, вынужденным ответом на развитие в стране новых отношений и реализацией предоставленных верховной властью привилегий, чем настоятельной потребностью. Участие же дворян в торговле всегда воспринималось как нечто выходящее за рамки здравого смысла. Например, Екатерина II, узнав о желании графа Апраксина вступить в купеческую гильдию, назвала его сумасшедшим.
В то же время российские купцы всегда стремились получить дворянский титул и сопутствующие ему привилегии – прежде всего для того, чтобы активнее развивать собственное дело. Поскольку основную массу предпринимателей дореволюционной России составляли именно купцы, то их мировоззрение, их отношение к связи материального и духовного представляют большой интерес. В этом смысле показателен сложный и противоречивый путь от патриархально — крепостнической психологии и сословной ограниченности к высоким культурным достижениям и общественно — политическому лидерству отдельных представителей российских торгово — промышленных кругов. Ведь именно из этой среды вышли виднейшие общественные деятели и крупнейшие меценаты рубежа XIX и XX столетий: Савва Тимофеевич Морозов, Павел Павлович Рябушинский, Александр Иванович Гучков и многие другие.
Сущность этических принципов русского предпринимательства всегда заключалась в преобладании духовно — нравственных мотивов жизненного поведения над мотивами материальными. Хорошо известно, что русское народное понимание нестяжательства укладывалось в короткие и четкие афоризмы: «Лишнего не бери, карман не дери, души не губи», «Живота (богатства – Ю.Г.) не копи, а душу не мори ».
К богатству и богачам, к накопительству русский человек издревле относился недоброжелательно и с большим подозрением. Многие в русском обществе считали, что любое богатство связано с грехом. «Богатство перед Богом – большой грех». «Богатому черти деньги куют». «Пусти душу в ад – будешь богат». «В аду не быть – богатства не нажить». Эти и другие русские народные пословицы отражают «русский дух рынка». Православному русскому человеку всегда была чужда идея богатства ради богатства.
Идее «прогресса» как стяжательства русская духовная экономическая культура противопоставляет идею преображения жизни через преодоление греховной основы человека путем самоотверженного подвижнического труда. Труд в православной этике русского человека – безусловная добродетель, исполнение которой – высшее жизненное наслаждение, посредством него он приближается к Богу, преодолевая свою греховную основу.
Анализируя характер великороссов, известный русский историк, академик В.Безобразов выделял такие его черты, которые способствовали развитию русского предпринимательства:

• чувство меры, которое уравновешивает разнообразные душевные порывы и страсти русского предпринимателя, соразмеряет важность целей и реальность способов их достижения;
• практический расчет, то есть умение сосредоточиться на ближайших и важнейших целях жизни и пожертвовать более отдаленными, менее необходимыми и менее достижимыми, хотя бы и возвышенными целями;
• самообладание в сложных жизненных ситуациях;
• трезвость характера, не позволяющая увлекаться никакими чувствами и страстями, удаляющими его от поставленной задачи, от начатого предприятия;
• сила воли, непрерывно поддерживающая бодрость духа, не позволяющая предаваться излишнему самообольщению при успехе и излишнему унынию при неудаче, всегда дающая рассудку господство над порывами чувств.

Именно эти черты, объединяющие лучшие этические качества русского человека, и стали фундаментом развития русского предпринимательства, определявшим его успех на протяжении многих веков. В литературе можно встретить два взгляда на предпринимательскую культуру в дореволюционной России. В соответствии с первым, русское купечество отличалось кристальной честностью, взаимным доверием (сделки на десятки и сотни тысяч рублей закреплялись рукопожатием), ответственностью, инициативностью, цепким умом и знанием экономических условий, стремлением к культурным достижениям, проявлением национального самосознания (в более широком его понимании, чем «квасной патриотизм»).
Второй взгляд на традиции русского предпринимательства является прямо противоположным. Он, основываясь прежде всего на свидетельствах иностранцев, характеризует русских купцов как недобросовестных партнеров и закоренелых обманщиков. Непомерная страсть к обогащению, неразборчивость в средствах достижения богатства, деспотизм и невежество, особенно ярко выразившиеся в период «первоначального накопления» – вот те черты, которые длительное время, якобы, были характерны для русского предпринимательства. Именно они, благодаря пьесам А.Н.Островского, стали синонимом пресловутого «темного царства».
Какие же «недружественные» рынку черты российского характера обычно выделяют?

• Мечтательность. Русскому человеку свойственно стремление к абсолютному и совершенному царству бытия.
• Максимализм и радикализм. («Либо грудь в крестах, либо голова в кустах», «Или пан, или пропал»).
• Отсутствие размеренности в работе. Веками повторяемая сезонность сельскохозяйственных работ, с их летней горячкой и зимним покоем, сделала русских сторонниками аврального стиля работы.
• «Крепость задним умом». Своенравие российской природы с ее невозможностью надежных хозяйственных прогнозов приучили россиян «больше обсуждать пройденный путь, чем соображать дальнейший, больше оглядываться назад, чем заглядывать вперед» (В.О.Ключевский).
• Комплекс неполноценности (поклонение иностранному). Этот комплекс рождал два чувства: неприятие – и тогда возникал «железный занавес», или поклонение – и тогда следовало слепое копирование.
• Уравнительность. («Инициатива наказуема», «быть как все», «не высовываться»).
• Государственный патернализм. Представление о справедливости в России в течение многих веков воспринималось (и воспринимается) как государственное обеспечение минимального уровня жизни, что очень часто перерождалось в иждивенчество.
• Терпение. Это качество не раз выручало нашу страну в экстремальные моменты истории, но в повседневной жизни оно превращалось в равнодушие и непритязательность.
• Расточительство и пьянство. Эти черты идут от широты и разгульной удали русского человека, от беспечности и бесшабашности.
• Отсутствие законопослушности. Народ не может себе представить, что выполнять законы и подчиняться им можно добровольно.

Однако при всей противоречивости русского характера природа и история сформировали его самодостаточным и сбалансированным. Многое можно объяснить тем, что роль русского человека в системе экономических отношений во все периоды нашей истории сводилась к тому, что он был либо данником, либо тягловой силой, либо маленьким винтиком огромной государственной машины. И фактически никогда не был хозяином. Логическим следствием российской истории стало закрепощение личности, ее постоянное подавление, холопское подчинение власти, формирование «рабского» менталитета.
Но с таким негативным подходом многие были не согласны уже в те времена. «Если бы торговое сословие и в прежней Московии, и в недавней России, – отмечал историк русского купечества П.А.Бурышкин, – было бы, на самом деле, сборищем плутов и мошенников, не имеющих ни чести, ни совести, то как объяснить те огромные успехи, которые сопровождали развитие русского народного хозяйства и поднятие производительных сил страны? Русская промышленность создавалась не казенными усилиями и, за редкими исключениями, не руками лиц дворянского сословия. Русские фабрики построены и оборудованы русским купечеством. Промышленность в России вышла из торговли. Нельзя строить здоровое дело на нездоровом основании. И если результаты говорят сами за себя, торговое сословие было в своей массе здоровым, а не таким порочным, как его представляли легенды иностранных путешественников».

ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВО И ВЕРА
Деятельность русского купечества основывалась на религиозных догматах и традициях, прежде всего официального православия и старообрядчества. Русские предприниматели, особенно выходцы из купечества, отличались большой религиозностью. Это не было случайностью, так как деловая активность, вопреки расхожему мнению, в христианской религии не осуждалась. Для Евангелия, например, даже расчет эффективности хозяйственной деятельности – явление вполне нормальное («кто из вас, желая построить башню, не сядет прежде и не вычислит издержек»). Более того, нормально и получение торговой или иной прибыли на вложенный «в дело» или «в оборот» капитал, причем норма прибыли может быть очень высокой. Торговля как таковая неприемлема только в одном случае – когда она связана с оскорблением святынь (эпизод с изгнанием торгующих из храма).
Но дело даже не в самой предпринимательской деятельности, а в ее направленности. Если предприниматель был полностью захвачен решением сиюминутных экономических проблем, он терял перспективу духовного совершенствования. Хозяйственная активность не могла быть единственной целью христианина. Собственность, богатство, хозяйственный процесс и его эффективность, прибыль рассматриваются христианством с точки зрения праведности и (или) неправедности их возникновения и использования.
Чтобы предпринимательская деятельность не привела к духовной гибели, человек должен следовать определенным законам. Во — первых, это необходимость общественной полезности предпринимательства. Непроизводительное использование богатства и нацеленность только на личное потребление в поведении предпринимателя однозначно осуждались. Во — вторых, признание праведности источников собственности: богатство трудовое, не основанное на присвоении чужой собственности, в принципе неосуждаемо. В — третьих, признание благотворительности как одного из основных условий спасения души вообще и души богатых людей особенно.
Здесь можно назвать семью Прохоровых, один из представителей которых, Тимофей Васильевич, был автором двух написанных в духе евангельских истин трактатов «О богатении» и «О бедности». Следуя словам отца, произнесенным на смертном одре: «Живите не для богатства, а для Бога, не в пышности, а в смирении», братья Прохоровы и их потомки в пореформенное время делали для рабочих своих предприятий много больше того, что предписывалось законодательством (при Трехгорной мануфактуре был госпиталь на 75 коек, родильный дом, школа, ремесленное училище, детский сад и другие бесплатные заведения, включая дома дешевых квартир). Представители младших поколений Прохоровых, которые были прекрасно образованны, а в быту смотрелись «настоящими» европейцами, регулярно ездили на богомолье в знаменитые монастыри.
Интересным примером благочестивости, бытовавшей в купеческой среде, является также история семьи Вишняковых. Петр Михайлович Вишняков не ходил в театр, презирал пьянство, а весь его отдых заключался в том, что он посещал в праздники храм. Кроме приходской церкви, П.М.Вишняков изредка ездил в Нижегородский Крестовоздвиженский монастырь ко всенощной (когда по несколько месяцев в году находился на Нижегородской ярмарке). Сын Вишнякова позднее отмечал религиозность отца «как фундамент всего его мировоззрения», в которой «коренился, как всегда, большой устой нравственной силы… Он горячо веровал в Божественный Промысл и в те догматы, которым учит Церковь, не мудрствуя лукаво. К самому упоминанию имени Божия он относится с особым уважением и пишет обыкновенно слово БОГ большими буквами». Сын отмечал, что «отец был благочестив в лучшем смысле слова, без всякого оттенка ханжества, суеверия и фетишизма», ибо не преувеличивал значение обрядовой стороны религии, непомерно частого посещения церквей, служения молебнов и собирания реликвий.
Жизнь купеческой семьи в течение года определялась церковными праздниками (а еще временем Нижегородской и других ярмарок, сроки проведения которых, в свою очередь, тоже были приурочены к этим праздникам). В соответствии с православными традициями устанавливалась и манера питания. Жена банкира А.И.Волкова (урожденная Вишнякова) писала о строгих порядках в купеческой среде: «Церковная служба на первой, четвертой и страстной неделях посещалась всеми членами семьи… Кто говел, тот ходил к заутрене в 7 часов утра, к часам или обедне в 10 часов, и в 4 часа к вечерне. Говельщикам запрещалось пить чай до обедни в среду и пятницу, и все обязаны были подчиняться этому правилу, за исключением детей и младенцев. Последние тоже ели постную пищу. Скоромная пища, олицетворенная в молоке матери или кормилицы, допускалась только четыре поста, как родится ребенок, то есть Великий, Петровский, Успенский и Рождественский… По окончании этого срока младенцев питали постным одинаково со взрослыми». Но с течением времени строгость в держании постов приняла новые формы. Непрерывный цикл производства делал невозможным для крупных фабрикантов соблюдение поста по всем правилам. Например, П.М.Третьяков «не постился, но из принципа воздержания выбирал себе на весь Великий пост одно какое — нибудь блюдо: либо рябчика с соленым огурцом, либо шницель с яйцом и огурцом и т.п. И это одно блюдо ему подавалось ежедневно к обеду».
Особенно истовое отношение к религии отличало старообрядческую среду. В известной степени это было связано с историей преследования старообрядчества. Из среды старообрядцев вышли крупнейшие династии текстильных фабрикантов Москвы: Морозовы, Гучковы, Солдатенковы, Хлудовы, Коноваловы, Рахмановы, Рябушинские, Горбуновы, Шелапутины, Кузнецовы и др. Купцы — старообрядцы могли рассчитывать на разветвленную сеть посредников из числа единоверцев для перевозки и охраны товаров и их продажи. Они могли прибегать к услугам содержателей постоялых дворов, торговых агентов, перевозчиков из ямщицких артелей – членов старообрядческой общины, связанных суровой дисциплиной и послушанием.
Наиболее ревностные поборники благочестия выходили либо из твердо стоявших на позициях старообрядчества, либо из перешедших в официальное православие и безоглядно отдавшихся защите своего религиозного выбора. В этом смысле интересна фигура малоизвестного московского торговца восковыми свечами Владимира Андреевича Сапелкина. Полвека его жизни протекли в расколе, а последние десять лет в православии. Надо сказать, что переход из раскола был для Сапелкина весьма мучительным, и принятию решения предшествовало углубленное изучение религиозной литературы. Выйдя из раскола, он стал и сам сочинять тексты, обличающие неправоту раскольников. Кроме того, Сапелкин давал немалые деньги на православные церкви и издание книг, направленных против раскола.
Известный московский богач Козьма Терентьевич Солдатенков, имевший роскошную усадьбу на Мясницкой, оборудовал молельню, где служил сам вместе со своим родственником, торговцем старопечатными книгами С.Т.Большаковым, «для чего оба надевали кафтаны особого покроя».
Среди московских старообрядцев имелись и случаи ухода в иночество, которые, несомненно, имели большой резонанс как примеры подвижничества. Так, после смерти жены ушел в иноки московский текстильный фабрикант Иван Петрович Бутиков (1800 –1874).
Следует отметить еще один момент. Религиозность воспринималась в предпринимательской среде как безусловная добродетель. Достаточно часто твердое, неколебимое отношение к вере в купеческой среде способствовало упрочению деловой репутации того или иного бизнесмена. В отсутствие письменных документов (которые входили в практику деловой жизни очень медленно) «верность Богу» ассоциировалась с твердостью и надежностью в «держании слова» при устном заключении контракта.

БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ
Предпринимательская благотворительность играла существенную роль в жизни российского общества. Во — первых, она была формой поддержки неимущих слоев (инвалидов, вдов, престарелых, сирот); во — вторых – способом улучшения жизни работающих; в третьих, имела важное значение для самих предпринимателей.
Будучи, как правило, людьми религиозными, русские предприниматели считали необходимым помогать нуждающимся, чтобы «искупить» свою жесткость в деловой сфере, оправдать богатство и заслужить прощение за совершенные или будущие грехи. В отличие от дворянства, обладавшего значительными богатствами в виде недвижимости, но постоянно ощущавшего нехватку «живых» денег, купечество имело значительные средства. Обладая большой практической сметкой, предприниматели стремились направить деньги на богоугодное дело также максимально целесообразно, устраивая благотворительные заведения, делая то, что могло принести пользу Отечеству или нуждающимся.
Государство поощряло такую деятельность, давая звание почетного гражданина или производя в дворянство, что практиковалось еще с XVIII века. Это практически никогда не давало серьезных материальных выгод (скорее, накладывало дополнительные обязательства), но, по традиции, было очень почетным.
Вторая половина XIX – начало XX века отмечены небывалым расцветом купеческого меценатства. Имена «Московских Медичи»: К.Т.Солдатенкова, П.М.Третьякова, П.И.Щукина, С.И.Мамонтова, С.Т.Морозова – были у всех на устах. Это было время удивительного по своей мощи «ренессанса» отечественного искусства, в чем — то действительно созвучного эпохе итальянского Возрождения. В этот период произошло органичное соединение двух миров – мира предпринимателей, покровительствующих искусству, и мира художников и артистов, творящих его.
Российский предприниматель длительное время был и фабрикантом — эксплуататором, и щедрым благотворителем, филантропом. И то, и другое нередко прекрасно в нем уживалось. Сначала его благотворительность согласовывалась с реальными традициями и проявлялась в подаче милостыни нищим и убогим, в пожертвованиях церковным учреждениям. Но общественно — экономические условия развития пореформенной России постепенно приводили все большее число предпринимателей к осознанию своей социальной ответственности перед обществом. О масштабах этой деятельности свидетельствовал еще до реформы, в 1856 году, известный историк М.П.Погодин. «Наши купцы,– говорил он,– не охотники еще до истории: они не считают своих пожертвований и лишают народную летопись прекрасных страниц. Если бы счесть все их пожертвования за нынешнее только столетие, то они составили бы такую цифру, какой должна бы поклониться Европа».
К концу XIX века размах благотворительной деятельности в России возрос еще больше. К 1900 году только в Москве производилось больше пожертвований, чем в Париже, Берлине и Вене. Федор Шаляпин с восхищением писал об этом: «Объездив почти весь мир, побывав в домах богатейших европейцев и американцев, должен сказать, что такого размаха не видел нигде. Я думаю, что и представить себе этот размах европейцы не могут». В 1910 году в России было зафиксировано 4762 благотворительных общества и 6278 благотворительных заведений различных типов. Лишь 25% их общего бюджета финансировалось за счет средств казны и местных органов власти, остальное – за счет частных пожертвований, по большей части купечества. Только по Москве они ежегодно составляли от 1 до 4 млн. рублей. Примерно треть этой суммы направлялась на помощь инвалидам, вдовам и престарелым; другая треть – детям и учащимся и еще одна треть – на медицинскую помощь.
Эта стихия благотворительности была в России дыханием времени, а для многих – и нормой жизни. «Потребность делиться своими избытками с неимущими и помогать страдающим и нуждающимся, – отмечалось в одном из изданий тех лет,– присуща природе человеческой. Эта потребность на высших ступенях своего развития создает обширные учреждения, деятельность которых сглаживает неправды судьбы и общественного строя по отношению к отдельным лицам и содействует правильному движению человеческого общества на пути улучшения своего быта». Эти взгляды разделяли в начале XX века многие предприниматели, что свидетельствовало о появлении большого числа «великодушных граждан, сердце которых доступно заботе о благе общественном».
Какие же чувства стояли за этой уникальной деятельностью, за этими громадными пожертвованиями: стремление к привилегиям и престижу, религиозное воспитание, комплекс вины, или чувство ответственности за судьбу своего народа и государства? По — видимому, и то, и другое, и третье. Но главными, наверное, были психологические мотивы. Для многих предпринимателей благотворительная деятельность была возможностью утвердить себя как личность.
В России эта цель была особенно притягательна для представителей низших и наиболее бесправных слоев и групп: прежде всего крестьян, городских сословий (мещан и ремесленников), разного рода инородцев и иноверцев, да и небогатого купечества, особенно из провинции. Положение и привилегии, дававшие право почувствовать себя личностью, им нужно было завоевывать тяжелым упорным трудом, мобилизовав всю свою энергию и способности (и другие, иногда не самые лучшие, качества). И это отличало их от представителей высших сословий, получавших свои права и привилегии уже при рождении. Может быть, поэтому среди предпринимателей первых поколений встречалось немало крутых характеров, чей уровень образования и воспитания был низким, но почти всегда это были сильные личности. Только отдельные из них смогли подняться над своим кругом и осознать личную ответственность перед всем обществом.
В то же время положение предпринимателя в российском обществе было неустойчивым. Его моральный авторитет был невысоким. Предприниматель не был властителем дум или примером для подражания. Не только поместное дворянство, но и разночинная интеллигенция долгое время смотрели на новоявленного буржуа свысока. Немало способствовало такому отношению и нежелание самих предпринимателей отказываться от получения сверхприбылей, которые приносили им эксплуатация и тяжелые условия труда фабричных рабочих. Недоверие вызывал также и замкнутый образ жизни, низкий образовательный уровень первых поколений российских предпринимателей. Даже с повышением образованности и смягчением нравов русского предпринимательского класса, с ростом его общественной активности отношение общества к нему менялось, в целом, очень медленно. Все это порождало в сознании многих предпринимателей чувства беспокойства, своеобразный комплекс вины. Знаменитая фраза Марины Цветаевой по поводу истоков меценатства одного из российских предпринимателей («сознание неправды денег в русской душе невытравимо»), совсем не случайна и поразительно точно отражает одну из важных особенностей русского сознания – глубоко заложенное в нем чувство справедливости. Стремление избежать этого душевного разлада между «неправдой денег» и понятием справедливости, жить, или, по крайней мере, умереть в согласии со своей совестью, было, наверное, главной внутренней пружиной, вызвавшей мощный взрыв благотворительности и меценатства во второй половине XIX – начале XX столетий.
Никогда ранее поток пожертвований не был таким полноводным, длительным по времени и охватывающим такие широкие слои предпринимателей. Несомненно, способствовали этому и благоприятные экономические условия, и огромные прибыли, и поощрительное законодательство. Но главным источником, определившим размах этого удивительного движения, оставались внутренние побуждения российских предпринимателей, приводившие их постепенно к осознанию своей личной ответственности перед обществом. «Моя идея, – писал в письме к своей дочери А.П.Боткиной знаменитый основатель Третьяковской галереи,– была с самых юных лет наживать для того, чтобы нажитое от общества вернулось бы так же обществу (народу) в каких — либо полезных учреждениях; мысль эта не покидала меня никогда во всю жизнь». Далеко не все русские предприниматели были так же последовательны в своих убеждениях и делах, как П.М.Третьяков. Но деятельность и судьбы очень многих из них определялись осознанием этого, может быть, наиболее болезненного противоречия всей русской жизни – противоречия между личным богатством и общественным благом.

Юрий Голицын

Источник: журнал «Русский предприниматель»