Опора-Созидание
"Мы развиваем культуру предпринимательства, основанную на традиционных российских ценностях, осуществляя вклад в духовное возрождение России"

Портреты русских хозяев

portreti russkih hoziyaevМы живем в странное время. Словно неведомая тяжелая болезнь лишила нас памяти. В поисках успеха хватаемся за одно, за другое, за третье; вздыхаем об отсутствии у русского человека протестантской этики, рассуждаем об этике конфуцианской, листаем бесчисленные описания секретов преуспевания «по-американски», рассуждаем о гипотетическом эффективном собственнике, этаком «среднем франко-германо-англо-испано-русском американце»[1]. И все почему-то не можем всмотреться в лица Русских Хозяев прошлого. Какими они были?   К чему стремились? Чем руководствовались в своих делах?

Да и то сказать – что же мы там можем увидеть? Ведь со школы еще стоит перед глазами образ купца-самодура, описанного Островским и яркая, убийственная характеристика «темного царства», данная Добролюбовым:

«Это — мир затаенной, тихо вздыхающей скорби, мир тупой, ноющей боли, мир тюремного, гробового безмолвия, лишь изредка оживля­емый глухим, бессильным ропотом, робко замирающим при самом зарождении. Нет ни света, ни тепла, ни простора. Гнилью и сыростью веет тем­ная и низкая тюрьма. Ни один звук с вольного воздуха, ни один луч света не проникает в нее. В ней вспыхивает по временам только искра то­го священного пламени, которое пылает в каж­дой груди человеческой, пока не будет залито наплывом житейской грязи».

Но не торопитесь. Есть и другие свидетельства. Вчитываясь в мемуары русских предпринимателей, в сохранившиеся документы минувших эпох, неожиданно для себя вдруг открываешь удивительно глубокий и многообразный мир русского купечества, его национальный, патриотический характер, глубину интересов и запросов, высоту идеалов, богатство внутреннего мира. Все это оказалось скрыто от нас временем, ложью, беспамятством, словно подводная часть айсберга.

В открываемом сегодня цикле «Портреты русских хозяев» мы попытаемся вместе с тобой, дорогой читатель, всмотреться в лица и судьбы лучших представителей нашего купечества – московского и сибирского, уральского и поволжского. Но прежде, чем перейти к рассказу о конкретных династиях, хочется поговорить о наиболее общих, самых важных и характерных чертах русского хозяина XIX, начала XX века.

«Два обстоятельства являются характерными для старых русских купеческих фамилий. Во-первых, их крестьянское происхождение, во-вторых, глубокая религиозность их основателей. Действительно, если почти нет купеческих родов из духовного звания, мещан, чиновников, дворян, однодворцев, а все именитые купцы у нас из мужиков, то, равным образом, все данные свидетельствуют о том, что родоначальники принадлежали как раз к тем деревенским семьям, которые отличались особенной ревностью к вере; немало среди них и старообрядцев».[2]

Из этой религиозности, из православного миропонимания вырастал особый – православный тип предпринимательской этики.

Протестантская этика хозяйствования описана многажды, основные ее черты хорошо известны: мирской аскетизм, который выражался в бережливости, доходящей до скаредности; неприхотливость; трудолюбие; крайний индивидуализм; огромная преданность тому делу, которым человек занимался – как выражение покорности воле Божьей, указывающей каждому жизненный путь. И в качестве фундамента — основной догмат кальвинизма о безусловном предопределении, смысл которого в предвечном избрании Богом одних из людей ко спасению, а других — к гибели, совершенно независимо от их воли и без всякого отношения к их свободе. Хотя никто не знает своей окончательной судьбы, каждый должен быть уверен, что он избран, для чего надо следить за своим поведением, чем вырабатывается выдержка и самодисциплина. Но одновременно освобождается совесть от тревоги, связанной со стремлением к богатству. Земной успех может служить в качестве наилучшего средства для обретения внутренней уверенности в спасении. Так что степень божественной благодати можно измерить еще в этой жизни размером кошелька.

Православие – религия любви, свободы и ответственности, религия соборности. В противоположность протестантскому «предопределению к спасению» и «оправданию верой» этической нормой Православия является, по словам протоиерея отца Сергия Булгакова, «хождение перед Богом с мыслью об ответственности перед Ним». О вытекающей из Православия предпринимательской этике русского хозяина говорят как-то мало и в основном неудачно. А ведь основные ее принципы были изложены уже полтора века назад Тимофеем Васильевичем Прохоровым, владельцем Трехгорной мануфактуры. Вот они:

«Человеку нужно стремиться к тому, чтобы иметь лишь необходимое в жизни; раз это достигнуто, то оно может быть и увеличено не с целью наживы — богатства для богатства, — а ради упрочения нажитого и ради ближнего. Благотворительность совершенно необходима человеку, но она должна быть непременно целесообразна, серьёзна. Ввиду этого нужно посещать жилища бедных, помогать каждому, в чём он нуждается: работой, советом, деньгами, лекарствами, больницей и пр. Наградой делающему добро человеку должно служить нравственное удовлетворение от сознания, что он живёт » в Боге». Богатство часто приобретается ради тщеславия, пышности, сластолюбия и пр., это нехорошо, вредное богатство, оно ведёт к гибели души. Богатство то хорошо, когда человек, приобретая его, сам совершенствуется нравственно, духовно; когда он делится с другими и приходит к ним на помощь. Богатство необходимо должно встречаться в жизни, оно не должно пугать человека, лишь бы он не забыл Бога и заповедей его. При этих условиях богатство неоценимо, полезно. Не будь богатства, не было бы ни открытий, ни усовершенствований в различных отраслях знаний, особенно промышленных. Без средств, без труда, энергии не может пойти никакое промышленное предприятие: богатство — его рычаг. Нужды нет, когда отец передаёт большие средства сыну, сын ещё более увеличивает их, как бывает в коммерческом быту. Это богатство хорошо, оно плодотворно, лишь только не надо забывать заветов религии, жить хорошей нравственной жизнью. Если богатство приобретено трудом, то при потере его оно сохранит от гибели человека: он станет вновь трудиться и ещё может приобрести больше, чем у него было, он живёт «в Боге». Если же богатство случайно досталось человеку, то такой человек часто не думает ни о чём, кроме своей похоти, и такой человек при потере богатства погибает. Вообще частное богатение, даже коммерсантов или банкиров, полезно, если человек живёт по-Божьему.

… Надобно впредь детей купеческих приучить к постоянному труду, к умеренности в потребном для жизни, к охотному богатению, но без малейшей алчности и зависти, к равнодушию в потерях выгод, но к неравнодушию потери совести и честного имени, к любопытности и любознательности, относящимся к нравственности и делу». [3]

Отношение к труду, отношение к богатству и бедности, отношение к собственному Делу, внутри-купеческие взаимоотношения, особый тип внутрифирменных отношений, осознание своей ответственности перед обществом определялись этическими нормами, напрямую связанными с Православием.

Труд занимал одно из центральных мест в деловой культуре российского предпринимательства и имел огромное значение для достижения успеха. В понятие труда включалась духовная, физическая, организаторская деятельность, торговля. В торгово-промышленной среде к труду относились как к части жизни, без которой она не имела смысла. Без труда купцы просто не представляли свою жизнь. Практически во всех мемуарах русских промышленников неоднократно повторяется, что иначе как в труде предпринимательство не могло представить себя. Оно не знало и не хотело знать другой жизни.

«Праздность есть порок, труд не есть добродетель, а прямая непременная обязанность как исполнение прямого долга в жизни», — писал И. Ф. Мамонтов. [4]

Отношение к богатству и бедности, описанное Т. В. Прохоровым, было характерно для многих русских предпринимателей. «Богатство обязывает» — это был их принцип. Приведу еще несколько цитат.

Среди купечества была очень популярна ветхозаветная книга Иова, в которой пророк говорит: полагал ли я в золоте опору мою и говорил ли сокровищу: ты надежда моя? Радовался ли я, что богатство мое было велико, и что рука моя приобрела много? … Я отрекся бы тогда от Бога Всевышнего… Но Он… не предпочитает богатого бедному, потому что все они дело рук Его (Иов 31, 24 — 25, 28; 34, 19)[1].

В. П. Рябушинский писал:

«Хозяин-православный во многом отличается от кальвиниста. Мирской аскетизм есть и у нас, но он не постоянный, а периодический, связанный с постами. Отношение к богатству тоже другое. Оно не считается греховным, но на бедность не смотрят как на доказательство неугодности Богу. Поэтому в России нет того сухого, презрительного отношения к беднякам, которое появилось на Западе после Реформации. Протестанты, конечно, предписывают благотворительность, но, организовав ее очень хорошо формально, они вынули из нее душу, осудив личную милостыню, столь дорогую и близкую русскому человеку»[2].

И далее там же:

«Все окружающие, бедные и богатые, окрестные мужики и его же фабричные, уважали старика именно за то, что он фабрикант, дающий заработок сотням и тысячам рабочих. Вот почему ему и в голову не приходило считать себя за свое богатство в чем-то виноватым перед людьми. Другое дело Бог; перед Ним было сознание вины в том, что из посланных средств недостаточно уделяется бедным».

П. А. Бурышкин:

«Самое отношение предпринимателя к своему делу было несколько иным, чем теперь на Западе, или в Америке. На свою деятельность смотрели не только или не столько, как на источник наживы, а как на выполнение задачи, своего рода миссию, возложенную Богом или судьбою. Про богатство говорили, что Бог его дал в пользование и потребует по нему отчета, что выражалось отчасти и в том, что имен­но в купеческой среде необычайно были развиты и благотворительность, и коллекционерство, на которые смотрели, как на выполнение какого-то свыше назначенного долга.

Нужно сказать вообще, что в России не было того культа богатых людей, который на­блюдается в западных странах. Даже в купеческих группировках и на бирже бо­гатство не играло решающей роли. Почти все главные руководители отдельных организаций обычно быва­ли не очень богатые люди. Таковыми были и Найде­нов, и Крестовников или Гужон. Да кроме того, всегда инте­ресовались происхождением богатства, недаром Най­денов говорил, что Москва ни ростовщиков, ни откуп­щиков (откупщики — это люди, бравшие на откуп торговлю водкой в тех или иных губерниях.) не любит. Не любили и не уважали также и тех, в основе благосостояния коих был «неплатеж», когда «выворачивали шубу», с тем, чтобы нажиться на сделке с кредиторами». [5]

П. М. Третьяков:

«Моя идея была, с самых юных лет, наживать для того, чтобы нажитое от общества вернулось бы также обществу (народу) в каких-либо полезных учреждениях; мысль эта не покидала меня никогда во всю мою жизнь».

С. И. Четвериков:

«В деятельности всякого коммерческого предприятия, когда цель приобретения средств им достигнута, должно наступить служение общему благу, осуществляя общегосударственное дело». [6]

Отношение к богатству как к кресту, данному Богом, понимание того, что «кому много дано, с того много и спросится», было широко распространено среди русского купечества.

Рассуждая об этических нормах Русского Хозяина, конечно, надо сказать об его отношении к собственному Делу и деловых качествах.

Одной из главных особенностей тор­гово-промышленной жизни того времени был семейный характер предпринимательства. И фабрики, и торговые фирмы оставались зачастую собственностью той семьи, члены которой предприятие создали, сами им руководили и передавали его по наследству членам своей же фамилии. Это создавало совершенно особый дух взаимной связи и взаимной ответственности разных поколений семьи, которые буквально жили своим Делом. Поэтому так много значила репутация и честное имя фирмы. «Родовая фабрика была для нас тем же самым, что родовые замки для средневековых рыцарей», — говорил В. П. Рябушинский.

portretiРазвитие дела, его рост, качество («добро», «доброта» говорили в то время) производимой продукции — было предметом неустанной заботы нескольких поколений предпринимателей. И это не пустые слова.

К концу XIX века Россия, оставаясь преимущественно аграрной страной, по темпам роста промышленной продукции и роста производительности труда вышла на первое место в мире, опередив не только европейские страны, но и стремительно развивающиеся США. За 1880-1910 гг. темпы роста продукции российской промышленности превышали 9% в год. С момента отмены крепостного права по 1913 год объем промышленного производства вырос в 10-12 раз, а по отдельным показателям темпы роста были просто гигантскими. Российские предприниматели осуществляли коренное перевооружение промышленности. Ускоренными темпами обеспечили его механизацию. При этом общий объем зарубежных вложений в промышленность России составлял не более 9-14% всех промышленных капиталов, то есть не больше, чем в индустриальных западноевропейских странах. Промышленную политику России определяли отечественные предприниматели. Иностранцы допускались лишь в те отрасли, куда отечественная буржуазия побаивалась еще вкладывать свои капиталы. [7]

Российские фабриканты XIX, начала XX века добились высочайшего качества своих товаров. Покупатели в Москве, Лондоне, Париже или Харбине могли брать их с закрытыми глазами.

Конкурентоспособность российских товаров заключалась в их уникальности, красоте и доступности. Русские купцы всегда старались удивить своими товарами или методами их рекламы. До сих пор, сто лет спустя, поражают краски и плотность морозовских сатинов, яркость прохоровских ситцев, изящество кузнецовского фарфора, чугунное кружево каслинского литья. Обувь, сработанная на «Высочайше утвержденном товариществе Санкт-Петербургского механического производства обуви», знаменитые «скороходы» — полуботинки и дамские полусапожки, за сто лет не потеряли своей формоустойчивости и подлинного изящества. [8]

Многочисленные золотые и серебряные медали, полученные русскими товарами на европейских и всемирных выставках, говорят об их высочайшем качестве и конкурентоспособности.

О людях, добившихся всех этих потрясающих успехов, В. П. Рябушинский рассказывал так: «Для хода вверх нужна была наличность двух последовательных талантливых поколений (отца и сыновей) и, конечно, Божие благословение, теперь сказали бы удача, выгодная конъюнктура и другие умные слова. Отцы же наши говорили: «Аще не Господь созиждет дому, всуе трудишася зиждущии» (Пс.126,1).

Рассматривая судьбы возвышавшихся купеческих родов, видим, что в большинстве случаев сын был еще талантливее, чем отец. Под талантом нужно подразумевать наличность и ума, и воли, и это в известном равновесии.

Что меня в наших стариках поражало, это совершенно необыкновенный ум. Действительно, на три аршина под землей видели. Воля же выражалась наиболее выпукло в выдержке, в убийственном хладнокровии при удаче и неудаче; как будто все равно было что наживать, что терять, а, конечно, было не все равно.

Кроме отсутствия паникерства меня всегда поражала в них способность распознавать, часто вопреки видимости, каков корень учреждения, с которым им предлагали вступить в какие-либо деловые отношения. Вот это чутье, эта интуиция восхищали меня. Русского человека нередко упрекают в недостатке предприимчивости, особенно в сравнении с англосаксами. Дело не в этом, а в разнице характеров: англичанин в душе всегда игрок, даже если он серьезный деловой человек, а наши совсем не игроки, а очень осторожны и медлительны, решение принимают не сразу, а выжидая, но раз оно принято, гнут линию упорно и тягуче, несмотря на неудачи. Наши купцы напоминают московских первых князей, особенно Ивана Калиту». [1]

Русской купеческой среде была свойственна высочайшая требовательность к деловым качествам людей. По словам Рябушинского, тут не выносили необязательности, маниловщины, дряблости. Презирали, когда дело не доводилось до конца.

«Москва широка, Москва хлебосольна, Москва добродушна, но до известного предела — после него она жестка, а расхлябанность ей противна. Это очень важно для уразумения купеческой психологии. С детства нам внушали: «дело»; тут было нечто большее, чем нажива. Это говорилось так, как потом солдатом я слышал: «Служба Его Величества». И на ней и чины, и ордена, и выгода, но не в них суть для человека с совестью и пониманием». [1]

Еще об одной особенности российского предпринимательства тех лет, вытекающего из его семейного по преимуществу характера, говорит П. А. Бурышкин:

«Поскольку в составе правлений были владельцы, так сказать подлинные «хозяева», то они сами обычно и исполняли обязанности по участию в тех или иных промышленных группировках. А хозяйская точка зрения далеко не всегда совпадала с точкой зрения «служащих», даже таких крупных, как директора-распорядители. На все вопросы «хозяева» обычно смотрели, конечно, прежде всего, с точки зрения интересов своего дела, но вместе с тем, не будучи ни перед кем ответственны, могли гораздо легче и шире идти навстречу таким мероприятиям, которые не были финансово выгодны, как, например, в области оборудования фабричных больниц или школ. Такие учреждения не были бы возможны в предприятии, где главенствовали либо представители иностранного капитала, либо назначенные банками лица, для которых все сводилось к тому, чтобы поднять биржевую цену акций. И банковских представителей в прав­лениях фабрично-заводских предприятий интересовало, прежде всего, то, что могло непосредственно сказываться на биржевой стоимости акций, а не на потребностях самого дела, вытекающих из требований производства». [5]

Живое присутствие личности хозяина на всех этапах развития Дела, одухотворенность экономической деятельности – это было одной из главных черт российской национальной модели предпринимательства.

Система ценностей, напрямую связанная с Православием, во многом определяла и внутри-купеческие взаимоотношения. Не случайно, что именно в России получило распространение такое явление, как заключение сделок посредством честного слова, скрепленного не подписью и печатью, а крестным знамением. Крепко было купеческое слово, и, видимо, в этом одна из причин того, что даже при развитом рынке многие сделки заключались вне биржи — в амбарах и трактирах.

Часто купец мог пользоваться только кредитным капиталом. Предоставление кредита основывалось на доверии кредитора. Не случайно в то время слова «вера» и «кредит» были синонимами. Примечательно и то, что первостепенное значение имел именно беспроцентный кредит. «Главная цель у нас была – солидарность» [1], — пишет по этому поводу В. П. Рябушинский, чья семья активно занималась банковским делом.

Такие взаимоотношения устанавливались на основе деловых качеств купца, фирмы. Оценка их достоинств была иной, чем, например, во Франции, где торговец старался продать как можно дороже, хотя бы за счет сокращения оборота; где хорошим купцом считался тот, кто умел продать дорого. В России, наоборот, хорошей фирмой считалась та, которая могла торговать дешевле, чем ее конкуренты. Однако эта дешевизна не должна была идти за счет недоплаты торговому персоналу. [5]

Другим проявлением высокой нравственности дореволюционного российского предпринимательства являлся культ честной конкуренции.

«Не знаю почему, — писал П. А. Бурышкин, — между московскими «скупщиками» (оптовыми торговцами текстильным товаром) никакой общности не было, разве что были друг с другом знакомы, да и то более домашним порядком, а не по деловым отношениям. Совершенно не было в обычае обмениваться справками о кредитоспособности покупателя или иными деловыми сведениями. Считалось неуместным заходить в чужой амбар, даже к знакомым. Очевидно, боялись, что таким путем можно было выведать какие-либо коммерческие тайны и создать «недобросовестную конкуренцию».

Для многих российских предприятий был свойственен особый тип внутрифирменных отношений, в котором воплотился православный дух соборности, стремление любого социального организма, будь то семья, предприятие или государство, к целостности.

«Служащие, — вспоминал В. П. Рябушинский, — начиная с главного доверенного, бухгалтеров, приказчиков, артельщиков и кончая рабочими, все это — долголетние сотрудники. Редко-редко кого-либо увольняли, разве только что за очень крупные проступки, воровство или уж очень бесшабашное пьянство. Отношение было патриархальное. Если кто-либо сам уходил без особых причин, то это было дляхозяина «поношением». В хороших домах с гордостью говорили: «От нас уходят только когда помирают». [1]

«Хорошей» фирма считалась лишь тогда, когда служащие знали, что их положение лучше, чем на других предприятиях, и стремились остаться на службе, покидая ее только при намерении начать собственное дело. Фирмы, где служащие из-за плохого обращения с ними часто менялись, уважением не пользовались. Их презрительно называли проходными дворами. [5]

Фабрика в России конца XIX — начала XX веков часто была уже «целым городом», где имелось все необходимое для жизни: школа, больница, жилье для рабочих и служащих, столовая, библиотека, роддом, дом для престарелых, иногда даже театр, как на Никольской мануфактуре Саввы Морозова.

Фабричные столовые принадлежали артелям и были дешевы, а в фабричных магазинах можно было покупать товары в кредит. Немало было таких предприятий, которые смотрели на обслуживание окрестного населения, как на свою повинность, что было тем более естественно, что и рабочая масса обычно выходила из того же окрестного населения. [5]

От предпринимательских занятий русских торговцев и промышленников не отделима их широчайшая общественная и культурная деятельность. Она является проявлением такого духовного склада, в основе которого лежит осознание ответственности за общественное благо: богатство, ниспосланное Богом,не должно оставаться мертвым грузом, а должно приносить пользу обществу.

Известна щедрая благотворительность русских предпринимателей. Достаточно назвать суммы, которые потратили на дела милосердия только некоторые из них: Бахрушины — 3,4 млн. руб., Третьяковы — 3,1 млн., А. К. Медведникова — более 2 млн., Г. Г. Солодовников — более 10 млн. А вклад С. И. Мамонтова, С. Т. Морозова, К. С. Алексеева (Станиславского) в отечественную культуру не подлежит оценке в денежном выражении. Благотворительные пожертвования являлись мощным стимулом развития здравоохранения, просвещения и культуры. Причем не только крупные купеческие фамилии тратили деньги на благотворительность, но и мелкие торговцы. Такова была российская альтернатива законам против бедняков и бродяг, на которых взрастал капитализм в западных странах. [9]

Но для нас, потомков, важны не только суммы пожертвований, но и сферы их вложения, на какие дела они использовались.

В первую очередь меценатов привлекала сфера образования, прежде всего профессионального. В его развитии российские предприниматели были объективно заинтересованы, понимая, что без высококвалифицированных кадров невозможно выдержать жесткую конкуренцию на мировом рынке, освоить новое оборудование и технологии, научиться управлять производством. На эти средства строились ремесленные и коммерческие училища, коммерческие институты, организовывались курсы для рабочих (например, знаменитые Пречистинские курсы в Москве). Но финансировались и учебные заведения, не обслуживавшие непосредственно нужды промышленности: гимназии, университеты, художественные училища, консерватории. В 1908 году в Москве был учрежден городской народный университет на средства, завещанные для этой цели золотопромышленником А.Л. Шанявским.

Не обошли своим вниманием предприниматели и отечественную науку. А. А. Бахрушин финансирует различные медицинские исследования (например, испытание противодифтерийной вакцины), поддерживает работы по созданию отечественного воздушного флота. Ф. П. Рябушинский становится инициатором и организатором научной экспедиции по изучению Камчатки, жертвуя на нее 200 тысяч рублей. Будучи в душе новатором, С. И. Щукин основывает в начале века при МГУ институт психологии, научное учреждение совершенно нового для России профиля.

Выходцы из предпринимательских семей становятся известными учеными. Семья чаеторговцев и сахарозаводчиков Боткиных дает России выдающегося врача-клинициста, академика, инициатора создания первой в России бесплатной амбулатории и больницы С. П. Боткина. А выходец из семейства крупнейших промышленников и банкиров Д. П. Рябушинский становится талантливым физиком. В 1904 году для проведения научных исследований в родительском имении Кучино он строит первую в стране аэродинамическую лабораторию, преобразованную затем в институт.

Активно вкладывались деньги в здравоохранение и сеть социальных учреждений. Клинический городок и Девичье поле в Москве созданы, главным образом, семьей Морозовых. Больница имени Солдатенкова, Солодовниковская больница, Бахрушинские, Хлудовские, Мазуринские, Горбовские странноприимные дома и приюты; Арнольдо-Третьяковское училище для глухонемых… Много было и других, да и разве вообще можно припомнить все памятники жертвенности представителей «темного царства»…

Но более всего российские предприниматели поддерживают искусство. Вот лишь неполный перечень даров и дел, и только лишь московского купечества:

Третьяковская Галерея, Щукинский и Морозовский музеи современной французской живописи, Собрание русского фарфора А.В. Морозова, собрание икон С.П. Рябушинского, Частная Опера С.М. Мамонтова, Опера С.И. Зимина, Художественный Театр B.C. Алексеева-Станиславского и С.Т. Морозова, издательство Солдатенкова, «Щепкинская» библиотека…

Очень много внимания уделялось возрождению и сохранению национальных форм в искусстве и культуре (строительство церквей, возрождение русской духовной музыки и живописи, поощрение мастеров, создававших произведения в национальном духе).

Своей социальной активностью, заботой о благе и процветании Отечества, русские купцы и промышленники подготовили расцвет национальной культуры на рубеже XIX и XX вв. Эта деятельность лучшей части нашего ку­печества, такая светлая, такая благородная, такая изу­мительная, принадлежит важнейшим страницам исто­рии русского народа.

Говорить о Русском Хозяине можно еще долго, настолько глубок его образ, широк размах деятельности. Но закончить я хочу словами П. А. Бурышкина из его воспоминаний «Москва купеческая»: «Может создаться впечатление, что я рисую ка­кую-то идиллическую картину, закрывая глаза на все имевшиеся злоупотребления, и хочу возвеличить то, что не было этого достойно. Я знаю и свидетельст­вую, что злоупотребления были, были недостойные и нечестные деятели и дельцы, но в то же время утверж­даю, что они не являлись правилом, а представляли собою исключение, и повторяю лишь то, что уже го­ворил: тот значительный успех в развитии произво­дительных сил и всего народного хозяйства России не мог бы иметь места, если бы база была порочной, если бы те, кто этот успех создавали, были жулики и мошенники». Будем ли мы достойны наших великих предков?

Литература:

1. В. П. Рябушинский. Купечество московское.

2. В. П. Рябушинский. Судьбы русского хозяина.

3. Т. В. Прохоров. О богатении.

4. В. Шкарина. Отношение к труду московских купцов.

5. П. А. Бурышкин. Москва купеческая.

6. С. И. Четвериков Безвозвратно ушедшая Россия. Несколько страниц из книги моей жизни.

7. О. Платонов. Открытие русской цивилизации. Народное хозяйство.

8. Н. С. Перекалина. Исторические корни Российской модели маркетинга.

9. В. Писемский, Ю. Калашнов, Е. Малофеева, Е. Платонова «Православие и экономика».

Источник: Казначеева М.И. Портреты русских хозяев// Русский Дом 2004 № 2