Николай Сомин: «Какой должна быть христианская экономика?»

I.

Целью христианской экономики является создание условий для приближения человека к Богу, стяжания Царства Небесного, спасения. Однако эта простая мысль часто оспаривается. Говорят: поскольку экономика занята материальным производством, то ее значение второстепенно – ведь для христианина на первом месте духовное.

Надо сразу сказать, что такой взгляд не выдерживает критики. Дело в том, что экономика – это прежде всего экономические отношения между людьми, а это уже самая настоящая духовность, проходящая по ведомству нравственного богословия. Об этом говорят многие наши русские философы, например Бердяев: «экономика насквозь духовна», Булгаков: «экономика есть прикладная нравственность», или Соловьев: экономика – лишь «поприще для применения единого нравственного закона», и пр. В то же время сфера хозяйства занимает в жизни человека огромное место. Человек большую часть своих сил, умения, времени вкладывает в эту сферу, и потому как, на каких нравственных принципах будет основываться экономика – далеко немаловажно именно для духовного здоровья человека. Более того, именно экономические отношения, хотим мы этого или нет, де факто полагаются в основу общества. А, как известно, человек вне общества не может быть человеком. Это значит, что экономические отношения во многом, даже более того – в основном определяют моральный портрет человечества. И если этот портрет плох, то выправить его другими средствами (в том числе молитвой, таинствами и храмовыми службами) проблематично. Иначе говоря, для спасения необходимо жить по-христиански во всех сферах своего бытия, и в том числе – в сфере экономики.

Каждый христианин чает Царства Небесного. Но Царство начинается уже на земле. По мысли Иринея Лионского, человек живя на земле «постепенно привыкает вмещать Бога». Вот отсюда и следует вся важность установления праведных, справедливых, сотруднических экономических отношений – постоянно «купаясь» в них мы будем «научаться Царству». Если же эти отношения будут несправедливыми, эгоистичными, эксплуататорскими, то, живя ими, мы будем проникаться совсем другим духом, «научаться» аду, а не раю. Таким образом, и с этой точки зрения следует, что христианин на земле должен жить по-христиански, преображать в христианском духе среду своего обитания, прежде всего – социум. Этим он и сам спасается и совершает работу, заповеданную ему Самим Богом.

Наконец, для тех, кого не убеждают абстрактные доводы, скажем, что предоставив России качаться на волнах современной, безусловно нехристианской, экономики, мы ее, как суверенное государство, просто потеряем. А вместе с Россией потеряем и Православие. И это будет катастрофа, перед которой все прошлые наши провалы покажутся мелкими неприятностями.

Поэтому создание христианской экономики жизненно необходимо

II.

Однако, необходимо все время помнить, что человек – существо падшее, удобопреклоняемое ко греху. Люди не могут, а чаще – не хотят жить по-христиански. Эгоизм – личный, семейный, клановый, национальный– их душит, заставляет идти на конфронтацию с другими людьми. В результате война всех против всех – обычное явление. Ею проникнуты все наши обычные человеческие отношения. Они закреплены в законах, в культуре, в экономическом строе. В последнем – в особенности. Так что именно экономика – верная лакмусовая бумажка уровня морали в обществе.

И христиане тут не исключение. И они – под непрестанным давлением социума. И потому сплошь и рядом высокое в их жизни сочетается с низким. В особенности это относится к области имущественных отношений. Есть полные нестяжатели, бессребреники, есть коллективисты, ратующие за общую собственность и солидарность в хозяйствовании, есть блюстители справедливости, но есть и ярые апологеты частной собственности, для которых нынешний либеральный капитализм – самое оно. Назвать последних нехристианами было бы неверно – эти люди тоже верят в Христа Спасителя и исповедуют Символ веры. Нет, это тоже православные христиане, только вот уровень их имущественной морали, скажем мягко, не на высочайшем уровне. А потому говорить категорично и точно о нормах христианской экономики пока преждевременно – слишком уж разные люди. К тому же, что возможно в масштабах локальной общины, оказывается крайне проблематичным в масштабах народа, страны. Поэтому необходимо рассмотреть целую лестницу экономик, отличающихся разным нравственным уровнем, разными принципами распределения и разными отношениями собственности. Причем на эту лестницу будем глядеть сверху вниз – от высших форм к низшим.

III.

Деяния Апостольские нам кратко, но очень четко и с огромным пафосом повествуют о жизни первохристианской Иерусалимской общины:

«Все же верующие были вместе и имели все общее: и продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде всякого» (Деян.2,44-45).

«У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все было у них общее. Апостолы же с великою силою свидетельствовали о воскресении Господа Иисуса Христа; и великая благодать была на всех. Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые вла­дели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам Апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нуж­ду. (Деян.4, 32-35).

Итак, апостолы, причем все двенадцать, причем сразу после приятия Духа Свята в Пятидесятнице, организуют общину, где устанавливается полный христианский коммунизм и распределение «по потребности»: «каждому давалось, в чем кто имел нуж­ду». Впрочем, как верно указывает о. Сергий Булгаков, Иерусалимскую общину нельзя считать экономическим феноменом, поскольку производства там не было – первые христиане ждали скорого Второго пришествия Господа. Поэтому иерусалимская община заповедала нам не хозяйственный строй, а основополагающий принцип христианского общежития – общность имуществ.. Однако Св. Иоанн Златоуст, говоря об Иерусалимской общине, кстати, замечает: «так живут теперь в монастырях». И действительно, активная хозяйственная деятельность есть в монастырях, которые в других отношениях берут пример с первохристиан. Если же и монастыри кого-то не убеждают по причине их безбрачия, то можно указать на государство иезуитов в Парагвае (XVII-XVIII вв.). Это удивительный феномен реализации христианского коммунизма в целом народе – племени гуарани (до 300 тыс. чел). Там коммунизм достигал таких поразительных норм: жители, помолившись в храме, выходили на работу с пением псалмов, неся икону Божией матери. Также с песнями отработав в поле, они возвращались в поселение, опять-таки сначала заходя в храм. Денег не было, а все нужное каждая семья брала из общественных складов. Индейцы, под руководством иезуитов, создали целую цивилизацию, создав собственную культуру, письменность, развитое производство и даже армию. И если бы не гонения на иезуитов (их выгнали из Южной Америки, а после вовсе запретили), то, кто знает, может быть государство индейцев сыграло бы значительную роль в человеческой истории.

Таким образом, описанный тип христианской экономики был в прошлом и существует в настоящее время. Он должен быть поставлен на самое высокое место, как указанный нам Самим Духом Святым. Однако надо сделать два замечания. Во-первых, из него вытекает принцип аскетизма. Если аскетизма нет, то «каждому по потребностям» при всегдашней ограниченности ресурсов может привести к тяжелым конфликтам. И во-вторых, надо четко понимать, что сам по себе экономический строй высокой нравственности создать не может – она возникает под действием религиозных факторов. Но если должный уровень нравственности достигнут, то высший экономический уклад может этот уровень поддержать, укрепить, не дать съехать вниз. Об этом, обсуждая жизнь Иерусалимской общины, прекрасно говорит Златоуст: «Но скажи мне: любовь ли родила нестяжание, или нестяжание — любовь? Мне кажется, любовь — нестяжание, которое укрепляло ее еще больше».

IV.

Другой экономический уклад, тоже высокий, но все же ниже «иерусалимского», возникает из распределения «поровну». Всякая «уравниловка» на первый взгляд кажется несправедливой – раз труд затрачивается неодинаковый, да и квалификация различна, то и должно быть разное вознаграждение. Однако, распределение «поровну» оказывается высшей справедливостью, ибо подчеркивает братский характер общества: братья имеют равное достоинство. И поскольку все христиане – сыны Божии, а значит братья, то одновременно такой братский принцип распределения подчеркивает равенство людей перед Богом, их царственное сыновство. Распределение поровну встречается в разных общинах. Одна из таких общин наиболее показательна. Это, созданное замечательным русским человеком – Н.Н. Неплюевым, Крестовоздвиженское Трудовое Братство. Тут все слова названия значимы и необходимы. Слово «Крестовоздвиженское» нам говорит, что это братство – православное, объединенное вокруг Крестовоздвиженского храма. Действительно такой храм был построен Неплюевым в конце XIX в. усадьбе Воздвиженское Черниговской губернии. Служил православный священник, алтарничали и пели на клиросе – сами братчики. Слово «Трудовое» подчеркивает, что там все трудились. И действительно Братство имело большое хозяйство – пашни, луга, лесное хозяйство, животноводческую ферму, огромный сад, несколько заводов и фабрик. Причем все делалось по высшим для того времени агротехническим кондициям: десятипольный севооборот, лучшие английские породы скота, сельскохозяйственные машины, телефон, электростанцию, даже трактора. После революции это хозяйство некоторое время считалось лучшим в России. И наконец «Братство». Оно жило по высшим христианским канонам, и образцом своей жизни видело именно Иерусалимскую общину. Христианская любовь была основным законом Братства. Все хозяйство было общим, и, несмотря на различия в профессиях и способностях, все братчики получали строго поровну. Причем, львиную долю прибыли Братство вкладывало в развитие хозяйства и социальную инфраструктуру: братчики жили в общих домах, имели общую трапезу, содержали детей в общих детских садах; имелись братская больница, братская библиотека и др. Личные же средства членов Братства помещались на счета в банке, так что на руки выдавалась относительно небольшая сумма на одежду и личные расходы.

V.

Спускаясь еще ниже, мы встречаемся с принципом «по труду», который уже хорошо согласуется с обычным представлением о справедливости. Сколько произвел – столько и получай. Справедливость означает баланс между собственными потребностями и нуждами других людей, понимание того, что прочие в общем-то не хуже тебя и имеют такое же право на долю в общем продукте. Отсюда видно, что трудовая справедливость – принцип, все же требующий достаточной высокого уровня нравственности.

Именно принцип трудовой справедливости лег в основу общества, реализованного у нас в СССР. И благодаря социалистической экономике, основанной на общественной собственности, в целом этот принцип был выдержан. Правда, лишь «в целом» – к советскому социализму могут быть предъявлены претензии как в области мотивации труда, так и в смысле справедливости распределения. Что касается последнего, то невооруженным глазом видна несправедливость по отношению к деревне – она явно недополучала по сравнению с городом.

Тут необходимо сказать и о производстве. Если оба верхних уклада держались на принципе «от каждого – по способностям», то при социализме это не так (что бы ни говорили советские идеологи). Принцип справедливости предполагает иное: «от каждого по желанию». Человек может и не класть на алтарь труда все свои силы, но тогда он по получит меньше – в соответствии с вложенными усилиями. Впрочем, принцип участия в производстве «по желанию» будет верен и для других укладов, расположенных на более низких ступенях рассматриваемой лестницы.

Относительно мотивации труда при социализме следует все же сделать одно важное уточнение. Социализм, отрицая частную собственность и рынок, разрушает главный мотив капитализма – наживу, стремление к быстрому и бесконтрольному обогащению. Блага достаются трудом, и это вполне соответствует заповеданному нам в Библии «в поте лица твоего будешь есть хлеб» (Быт.3,19). И как раз этот трудовой принцип очень многих не устраивает. Еще раз повторим: люди – существа падшие, подверженные эгоизму, и потому желающие получать не работая. В силу этого одного справедливого вознаграждения за труды оказывалось мало, и общество вынуждено было задействовать другие факторы. С одной стороны, соображения солидарности, общества как большой семьи играли не последнюю роль. И потому очень многое в нашем социализме держалось на порядочности, как тогда говорили, «сознательности». Ясно, что тут была попытка воспитать нового, высокоморального (пусть и в неполной степени) человека, без которого социализм невозможен. Ведь принцип «большой семьи», как это ни странно, противоречит справедливости: в таком обществе можно устроиться жить «социальным пакетом» вовсе ничего не делая или только имитируя деятельность. Поэтому для таких было включено принуждение, которое, к сожалению, в условиях внутрипартийной борьбы, приняло уродливые формы и несоразмерные масштабы. Позже «тоталитаризм» выразился в идеологическом застое, вольном или невольном нежелании даже осмыслить социализм вне марксистских догм. В результате наш социализм, пытавшийся сочетать справедливость и «большую семью», пал.

Это не значит, что социализм в масштабах страны невозможен. Но для его реализации необходима иная – религиозная мотивация труда. Если Церковь убедит верующих людей, что работать надо ради Бога и ради России (ибо Русь – удел Богородицы), а значит – ради спасения, то на такой мощной мотивации социализм может держаться без тотального принуждения.

VI.

Но социализм смог подняться, и то ненадолго и на небольшой части «шарика», лишь в XX веке. Ранее же в мире сложилась другая модель, исповедующая распределение «по заработанному». И поскольку разделение труда показало свою фантастическую эффективность по сравнению с универсализмом, то мир в основу экономики положил рынок, в котором распределение осуществляется «по проданному». А продаваться стало все – не только предметы потребления, но и средства производства, продукты душевной деятельности человека (искусство, наука, дизайн и проч.) и даже сам труд. О справедливости тут уже говорить не приходится – рынок вовсе ее не обеспечивает. Рынок – поле борьбы противоположных интересов, арена, где побеждает не мир, солидарность и любовь, а наоборот – индивидуализм, соперничество и противоборство. Рынок – это место, где человеческий эгоизм впервые в нашем рассмотрении, как джин из бутылки, вырывается на экономические просторы и становится главной силой, вершащей общественный строй. Если раньше, при социализме, в виде трудовой справедливости существовал паритет эгоизма и любви, то теперь любовь умаляется, а эгоизм становится преобладающим.

Увы, за возможность эффективно организовать производство человечество, не просвещенное духом любви и солидарности, вынуждено платить такую цену. А, кстати, какую? На первый взгляд кажется, что вполне приемлемую: эгоистический интерес, конкуренция и стремление к наживе – с мирской точки зрения – пусть и не самые прекрасные, но в общем-то безобидные вещи. Зато плюсы громадные – производство растет, технический прогресс движется, потребности удовлетворяются. Однако с точки зрения, которую мы обозначили – спасения души – все куда серьезней. По сути дела за благополучную жизнь человек платит удалением от Бога, духовной гибелью. И это не преувеличение, а жестокая метафизическая реальность, которая для верующего человека является единственно значимой.

VII.

Поскольку рынок становится основой общества, то постепенно происходит воспитание людей в рыночном духе. А поскольку на рынке получают преимущество самолюбивые, жесткие, изворотливые, бесчестные, то также постепенно происходит отбор людей, а также изменение общественной нравственности и, за ней, – правовых норм. Усугубляется социальная дифференциация, ножницы между богатыми и бедными. Мир становится жестоким, и любовь уходит из сферы общественной в семейные и чисто личные отношения. Рынок неизбежно перерастает в капитализм, при котором распределение осуществляется «по капиталу». Об антихристианской сущности капитализма уже очень много сказано. Поэтому будем кратки.

«Христианского капитализма» в природе не бывает, ибо его главная движущая сила – стремление к наживе – носит языческий и вместе с тем сугубо материалистический, атеистический характер. «Капитализм есть практический атеизм» писал Н. Бердяев. В то же время это стремление замешано на таких мощных страстях, что фактически является поклонением мамоне – языческому богу богатства. Конечно, эта «религия денег» в человечестве бытовала всегда. Но раньше все-таки она не имела такого тотального характера, как в нынешнюю эпоху капитализма. Апофеозом «религии денег» является господство нынешней финансовой системы, когда мир наводнен ценными бумагами, стоимость которых (разумеется, фиктивная) во много раз превышает товарную массу. Ныне банкиры, делая деньги из воздуха, правят миром.

Апологеты капитализма объясняют, что даже если капитализм движется не вполне христианскими ценностями, но, благодаря мощному стимулу обогащения и механизму конкуренции, он в огромной степени развивает производительные силы, он в итоге он приносит человечеству счастье и благополучие. Однако христианина такие заявления обмануть не могут. «Благополучие» это имеет место лишь для меньшинства (золотого миллиарда), которое живет за счет труда всех остальных. Да и «благополучием» обилие товаров назвать никак нельзя – наряду с полезными, капитализм производит массу соблазнительных, разжигающих похоти, душевредных товаров. Думается, что сейчас таких товаров большинство. Ныне эта индустрия развращения приобрела в мире настолько огромный масштаб, что ее можно назвать ярмаркой греха. Таким образом, капитализм не только несправедлив, но (и это самое страшное) в духовном смысле губителен для людей.

VIII.

Наконец, внизу распределения находится криминальная экономика. Распределение «по силе» господствует, а реальные производители товаров держатся в черном теле. Заказные убийства, угрозы, вымогательство, наглые «наезды», рэкет, силовой отъем – вот «методы» развития такой экономики. Ясно, что тут происходит совершенно бесконтрольное обогащение одного «класса» – бандитов, держащих в страхе все остальное население. Что-то производить, если все равно отнимут, люди не будут. И поэтому криминальная экономика отрицает сама себя.

Впрочем, предыдущая формация, капитализм – тоже война всех против всех, там тоже сильный побеждает слабого. Разница лишь в том, что при капитализме все происходит более цивилизованно, чем при «криминализме». Там используется сила экономическая – капитал, деньги. В сущности это те же законы джунглей, но завуалированные, приукрашенные красивыми витринами и словами о свободе.

Что-то похожее на криминальную экономику было у нас в начале 90-х. Теперь наша власть, полиция и ФСБ стали сильнее, и такого явного разбоя нет. Но зато расцвела коррупция – тоже «цивилизованная» форма «распределения» богатств, принадлежащих всему народу.

IX.

Теперь, вновь вернемся к вопросу «что такое православная экономика?». После проведенного обзора всех возможностей, этот вопрос превращается в следующий: «где провести границу между православной экономикой и неправославной?».

Вопрос непростой, тем более он осложняется обычно тиражируемым мнением, что спастись можно при любом строе. Да, конечно. Только количество спасшихся будет разное. Да и сам образ спасения различен. На верхних уровнях для спасения нужно суметь нелицемерно участвовать в хозяйственной жизни и поддерживать строй. А значит –спасаются многие. На нижних же уровнях спастись можно только отрицанием, христианской жизнью вне социального строя. И поэтому спасаются лишь единицы.

Иногда говорят: христианин спасется скорбями, и потому, мол, надо терпеть. И это верно – надо, если не в твоих силах что-то изменить к лучшему. Если же такая возможность есть, а ты этого не делаешь, то вряд ли такое «смирение» зачтется человеку «в плюс»; скорее наоборот, он осудится, ибо мог делать Божие дело, и не делал.

Но все же, где провести разграничивающую черту? Думается, что между социализмом и рынком. Почему? Потому что по большому счету граница проходит между экономикой наживы и экономикой служения. Рынок ведет к капитализму, а тот при всех обстоятельствах будет экономикой наживы, в которой властвует религия денег. Социализм же может быть экономикой служения. И весь экономический уклад «заточен» именно под эту цель. Правда, отсюда не следует, что всякий социализм будет являть идею служения.

Наш замечательный социолог и богослов о. Сергий Булгаков считал, что следует различать чисто экономический строй социализма («недоктринальный социализм») и его идеологическую настройку, которая и приводит экономическую машину социализма в действие. Исходя из этого, он различал даже три социализма: социализм атеистическо-богоборческий (марксистский), гуманистический социализм (нерелигиозный, но старающийся ввести солидарность между людьми) и христианский социализм. Этот последний – христианский – социализм и есть тот строй, в котором идея служения России будет органично сочетаться со служением Богу.

Булгаков писал, что «христианский социализм вполне возможен». К сожалению, мыслитель в работах более поздних уже о нем не говорит, хотя к идее строительства социализма всем обществом он и в дальнейшем относится положительно. Конкретизировать, дополнить и экстраполировать в будущее мысль Булгакова нам поможет помещенная на одном интернет-форуме небольшая заметка. Вот отрывок из нее.

X.

«…В начале XXI века неожиданно, и в самый неподходящий момент рухнул доллар, что повлекло за собой схлопывание рынка финансовых бумаг. Удар оказался столь силен, что христиане стали усиленно цитировать то место из Откровения Иоанна Богослова, где говорится о падении Вавилонской блудницы. Несмотря на отчаянные усилия Ротшильдов и Рокфеллеров, события вышли из под их контроля, и кризис обрушился на западный мир как горная лавина, сметая все на своем пути. Встали заводы, остановились электростанции, опустели офисы, потерявшие все свое состояние люди стали бить витрины, поджигать автомобили, бить растерявшуюся полицию, которой к тому же перестали выдавать зарплату. Озверелые банды еще недавно добропорядочных граждан, убивали, крушили, превращая в пыль западную цивилизацию.

Россия тоже пострадала, но, благодаря имеющимся у нее энергоресурсам и огромному терпению нашего народа, все же устояла. Опасность «оранжевой» революции в России отступила, и над «демократами» народ всячески издевался (бедняги! – ведь теперь бежать на Запад стало просто самоубийством). У нас появился сильный и мудрый лидер, полковник Иван Иванов 16-й (видимо, автор начитался С.Ф. Шарапова – Н.С.), человек твердой православной веры, патриот России и радетель за русский народ. Исстрадавшиеся русские объявили его Самодержцем, Иваном VII. И он громогласно объявил: «данной мне от Бога властью объявляю всех граждан служащими Российской Империи …». И все почувствовали, что это было сказано со властию и подчинились. Вот что в результате получилось.

Была произведена тотальная национализация средств производства. Олигархи, потерявшие львиную долю своих прибылей и неспособные наладить производство, отдавали свои предприятия за бесценок. Все частные банки были ликвидированы и учрежден Государственный банк России, который стал выпускать «новый рубль», тут же завоевавший неоспоримый приоритет как внутри страны, так и в международных расчетах. Были восстановлены Госплан и Госстрой. Внешняя торговля была поставлена под жесткий государственный контроль. Мелкую частную собственность Государь национализировать не стал – уж слишком много людей, выросших в капиталистическое безвременье, еще за нее держались. Но цены, по которым частники продавали товар, устанавливал возрожденный Госкомцен, гибко контролируя этот сегмент народного хозяйства. План, сверстанный Госпланом, затрагивал лишь наиболее общие макроэкономические показатели, но ежемесячно пересматривался. Особое значение Государь придавал принципу справедливого вознаграждения за труд, и для этого создал особую систему управления и контроля.

Перво-наперво, Государь созвал лучших православных мирян, быстро создавших документ «Православная русская идеология», где на основе православной веры были сформулированы принципы жизни российского общества. Православная вера объявлялась государственной, Церковь ставилась на государственное финансирование, а Патриарх получал право налагать вето на законы, издаваемые Государем и его Кабинетом министров. Впрочем, единомыслие Государя с Патриархом было столь велико, что это право так и не было ни разу применено.

На местах Государь учредил народную власть, избиравшую и контролирующую всех чиновников снизу до руководителей областного уровня. Их главной обязанностью было выстраивание разумной политики цен и строгое соблюдение трудовой справедливости. Регулярно стал созываться Всероссийский Собор, решения которого хотя и носили рекомендательный характер, но имели столь высокий авторитет, что Государь, как правило, его наказы исполнял. Так, по рекомендации Собора, был издан закон о трудовых общинах, которые теперь могли создавать граждане, получая финансовую поддержку государства. Это общины как экономические единицы встраивались в общий государственный план. Внутреннюю же организацию общины ее члены могли устанавливать сами, учреждая распределение заработанных средств либо «по труду», либо «поровну», либо «по потребности». Естественно, образ распределения согласовывался с духовником общины и утверждался епископом. Трудовые общины образовались во множестве, поскольку государство и принятый экономический строй всячески поддерживали их устроение. Многие из них показали удивительные образцы братолюбия и высочайшей нравственности. И все вдруг въяве узрели реальные контуры Святой Руси.

Другие народы, видя, что русские взялись за ум и успешно устраивают свое государство, постепенно стали проситься в состав Империи. Вскоре Россия восстановилась в границах СССР и даже приняла в свой состав некоторые православные страны – Грецию, Сербию, Болгарию и Румынию. Эстонцы, латыши, литовцы и грузины тоже попросились, но на референдуме народ прибалтам отказал; Грузию же решил взять, ибо она покаялась и отрешилась от своего бесовского американизма.

Однако события в мире быстро развивались. В конце правления Ивана VII Россия имела военную стычку с Китаем, который хотя и потерпел колоссальный ущерб от падения доллара, но от идеи Поднебесной как центра мироздания не отказался. Война была тяжелой, но к тому времени наша военная промышленность и армия были восстановлены. И с Божией помощью и по молитвам Богородицы, (а может быть и из-за того, что китайское вооружение было столь отвратительного качества, что разваливалось после первого выстрела) китайские орды были отражены. Европа же с Америкой, опомнились и, благодаря покупке наших энергоносителей, постепенно наладили свое существование. Запад жаждал реванша и исподволь готовил секретное оружие под кодовым названием «саранча» – мириады беспилотных шмелей, управляемых крошечными компьютерами и вооруженных психотронными генераторами. Излучаемые ими волны делали людей рациональными материалистами, полностью утерявшими веру в Бога….»

Тут пост оборвался, а автор был навсегда забанен модератором. Конечно, он ­– отчаянный мечтатель, и скорее всего все будет совсем не так. Но думается, что его целью было не предсказание будущего, а описание долженствующего – того, какой должна быть православная экономика.

Впрочем, события и в самом деле быстро развиваются. Поживем – увидим.

Материал публикуется с разрешения автора

Досье:

Николай Сомин — православный (Московский патриархат). Окончил Православный Свято-Тихоновский Богословский институт, бакалавр богословия. По профессии – программист, кандидат физико-математических наук, в.н.с. ИПИ РАН.