Опора-Созидание
Аналитик фонда — о том, какой должна быть старость, отношении к пожилым, лингвистике и мотивации оставаться в НКО.
Анна Захарова, фонд «Старость в радость». Фото: Дима Жаров / АСИ
Давайте начнем с самого начала, с истоков. Расскажите, где вы родились, каким запомнили свой город в детстве?
Не буду прям сильно в свою историю вдаваться, все-таки мы хотим поговорить именно о профессии. В целом у меня ничего особенного в биографии нет. Родилась в Москве, училась в Москве в РГГУ. Это мой родной город. Ребенком была достаточно «классическим»: учила языки с большим удовольствием, много читала, увлекалась хореографией, ходила в музыкальную школу, в детскую школу творчества. В целом сразу было понятно, что мне интересны какие-то гуманитарные вещи.
На все эти кружки вас родители отправляли, или это было ваше личное желание?
Мне кажется, тогда все родители отправляли своих детей везде, куда только могли – впрочем, как и сейчас. Но у меня вечно была проблема с тем, что график не вмещал всего, что хотелось бы. Забавно, что с тех пор ничего не изменилось. Поэтому все время приходилось выбирать: «Так, ну от английского отказываться нельзя, это важно. Тогда музыкальная школа или танцы?»
Получается, вы еще в детстве научились расставлять приоритеты и управлять своим временем?
Учусь этому всю жизнь. Наверное, один из самых важных навыков для людей, которым хочется гораздо больше, чем вмещается в 24 часа.
Будучи студенткой, мне повезло учиться не только в РГГУ, но и в Школе телевидения «Останкино», на специальности тележурналиста. После окончания снимала документальные фильмы. Удивительным образом все навыки очень пригождались для профессии аналитика вообще, а в некоммерческой сфере особенно.
Аналитик — это человек, который состоит из порой неожиданного набора компетенций. Нужно уметь делать очень разные вещи, особенно если нет возможности иметь в штате нескольких аналитиков с разными специализациями. Нам в фонде, к счастью, с этим повезло.
Аналитический отдел фонда появился на базе кафедры в Институте лингвистики РГГУ, впоследствии – отдельного научного центра. Наша команда под руководством преподавателей и старших коллег, небольшая, но сильная. Среди нас несколько специалистов, которые знают разные языки. Кто-то при этом лучше обрабатывает данные, кто-то лучше описывает их, а кто-то лучше пишет методические тексты.
Я заметила, что вы свою жизнь описываете через призму работы. Можно ли сказать, что вы ставите знак «равно» между жизнью и работой?
Думаю, не совсем уместно называть это «работой». Скорее я называю это «делом», потому что то, что мы делаем, напрямую связано с тем, кто мы есть. Собственно, дело — это часть личности и часть жизни.
Мне кажется, что поэтому дело, которое нам всем казалось и кажется сейчас важным делать, вобрало в себя то, чем мы занимались раньше. И это я не только про себя говорю, это не какой-то уникальный случай.
Это «дело» все же формируется в зрелом возрасте. Какие были к этому предпосылки? О чем вы мечтали в детстве?
Мечтала танцевать, играть в театре, стать художником и капитаном корабля — всего понемногу.
А почему тогда между танцами и музыкальной школой вы выбрали музыкальную школу?
Потому что в детстве мои родители не знали, что я аналитик, и приоритезацией во многом занимались они. Они считали, что музыкальная школа гораздо полезнее, чем разъезды на танцевальные фестивали и поступление в хореографическое училище.
Вы сказали, что никто не знал, что вы аналитик. Вы вот под словом «аналитик» понимаете какую-то черту характера?
Мы просто на этот счет часто шутим – что мы такие все аналитические аналитики. Когда мы стали работать с фондом, лет 7 назад, над нами подшучивали, потому что мы всегда задавали много вопросов.
Это надолго стало мемом: «Ну все, пришли аналитики, останавливай работу, сейчас будут разбираться…».
Тема старости присутствовала в вашей жизни до фонда?
Конечно, как и в жизни любого человека. Не думала об этом как об особой теме, но, например, у меня была замечательная бабушка, и с ней связано много теплых воспоминаний. Дедушки не стало, когда я была еще совсем маленькой, помню его совсем чуть-чуть. Помню, как он — театральный художник — с палочкой выходил гулять. Часто приносил с прогулок наброски на картонках. А иногда мог заблудиться, и мы выходили его искать в сквере около дома.
Мы ведь все не просто так называем «бабушками», «дедушками» незнакомых пожилых женщин и мужчин. Потому что это часто очень личное — то, что у многих из нас было в детстве. И обычно это обращение несет в себе очень теплый, интимный оттенок, который для нас важен. Мы чувствуем глубокую связь с пожилыми людьми.
Вас трогает эта тема даже спустя семь лет работы в фонде?
Наверное, у меня базовый гуманистический взгляд на эту тему. Все начинается непосредственно с человеческого отношения к тому, чем мы занимаемся. Мне кажется, что заниматься тем, что лично не трогает, достаточно скучно.
И только следующим этапом идет большая умственная работа. Работа с информацией, с данными, с документами, с пониманием, что работает, что на самом деле не работает. Большая часть нашей аналитической работы — это про то, как взять из других стран и организаций решения, оценить их и понять, что подходит нам, в нашем контексте, а что нет.
Когда мы видим что-то, что должно сработать, начинаем думать: а как это масштабировать, как это делать лучше, быстрее, и как это делать так, чтобы было хорошо не только тем, кому помощь оказывается, но и тем, кто ее непосредственно оказывает.
То есть, получается, что эмоциональная часть вашего дела — это только верхушка айсберга, а все, что под водой — это огромная работа?
Я бы скорее сравнила это с разными вагончиками одного большого поезда, потому что невозможно все время работать только головой, от этого устаешь. Нужны мотивация и заряд, чтобы продолжать делать эту работу. В НКО график, можно сказать, «стартаперский», студенческий. Мы раньше много работали по ночам, и до сих пор иногда так работаем.
Для того, чтобы так работать, и работать долго, нужно упорство, которое базируется на той самой человеческой мотивации.
Мне сложно забыть пожилую незрячую женщину, которая, лежа на кровати, говорила нам, волонтерам: «Вот как здорово, что нас вывезли на улицу, я почувствовала запах травы!» Потому что до этого их просто не вывозили на прогулки.
И такие вещи, естественно, трогают и дают заряд сил, чтобы действовать.
Вы не выгораете, работая в «студенческом» режиме?
Мне кажется, если бы не было этой «человеческой» мотивации, то выгорела бы очень просто. Это правда.
Спасает близость результата. Я о том, что на некоторых местах работы можно что-то сделать, а потом годами ждать, что же из этого получится. У нас не так. Результат трудов и стараний порой можно увидеть сразу же. Это то, о чем мы говорили, — либо работает, либо не работает.
Вторая и очень важная мотивация — это команда. Мы чувствуем плечо друг друга, и всегда друг друга выручаем, помогаем закрывать задачи и распределяем ресурсы. И в фонде, и в нашей команде аналитиков.
На сайте фонда вы представлены как «методолог, переводчик и редактор». У вас весь отдел за троих работает?
Да, вы правильно заметили. Отдельно взятый аналитик может с утра переводить французские методические рекомендации по родственному уходу, а вечером готовить презентацию для доклада на круглый стол от фонда по системным изменениям в социальном секторе. На следующий день мы будем заниматься синхронным переводом на этом самой круглом столе, в то время как пара аналитиков будет заниматься дизайнерской работой и верстать методические пособия для специалистов или графику для видеокурса.
Такой разнообразный подход даже дает силы, помогает переключаться. Часто переключаться)
Но образование лингвиста — это ядро вашей нынешней деятельности?
Да, вы абсолютно правильно заметили, это наше ядро и очень большой источник поиска подходов и решений.
Аналитика и лингвистика — это, как будто, две немного разнонаправленных сферы.
Все-таки лингвистика — это наука о языке, о том, как он устроен, в каких формах существует, как функционируют тексты и многое другое. Аналитика — это и некоторое направление деятельности как внутри организации, и в целом отдельная профессиональная сфера.
Аналитики бывают разные. В нашем случае информационная аналитика направлена на три действия: собрать информацию, обработать ее, и как-то использовать. Вот все эти три части включают в себя — так получилось — знания о языке. За финансовую аналитику у нас отвечает другой специалист фонда, хотя и там тоже есть важный языковой пласт.
Мы же сосредоточены на качественной информации скорее, чем на количественной. И в этом плане лингвистика — это прекрасная база. А благодаря тому, что в науке о языке расматриваются процессы коммуникации, мы можем использовать эти знания, чтобы по-разному упаковывать ту информацию, которую находим и перерабатываем.
Например, разрабатываем пособия для специалистов по уходу, информацию для внутрифондового использования, для специалистов НКО или для более широкого круга. Всем им мы можем адресовать разную информацию, и это тоже немного разные «языки», с которыми мы работаем буквально каждый день.
История нашей кафедры, энтузиазм наших преподавателей и коллег, — и даже студентов! — попробовать свои силы в практической работе — все это и привело в итоге к появлению в фонде «Старость в радость» аналитического отдела.
То есть тогда, 7 лет назад, не было модно иметь аналитиков внутри благотворительных фондов. Это казалось роскошью. Сейчас это уже считается нормой, и мы рады в некотором роде этому тренду способствовать.
У нас в университете была такая практика — мы предлагали им pro bono стажировки или отдельные проекты в благотворительных организациях. Мы работали сразу с несколькими партнерами, включая и фонд «Старость в радость». Так мы хотели показать студентам, как их навыки могут быть полезны в реальной жизни и работе.
В одном из интервью вы говорили, что познакомились с Лизой Олескиной в РГГУ. Как это случилось?
Я боюсь, что не вспомню точного контекста. Я помню, что мы работали как раз над таким pro bono студенческим проектом, несколько раз встречались, обсуждали, что еще можем предложить как варианты помощи, что могут делать наши студенты для фонда и подопечных фонда.
Помню, что был ряд встреч, когда Лиза приезжала в РГГУ, и мы обсуждали, что можем сделать еще. Оказалось, что насобирали работы на деятельность целого аналитического отдела. Вот так как-то и сложилось.
Как проходит ваш рабочий день? Насколько сильно вторник может отличаться от среды?
Если говорить честно, то, как правило, аналитик работает с чашкой кофе и в обнимку с ноутбуком. И так практически ежедневно – исключениями могут быть встречи с коллегами, мероприятия, конференции, иногда – поездки с коллегами в регионы.
Бывают съемочные проекты, и тогда кто-то из нас находится на съемочной площадке с командой, которая снимает, например, видеокурс.
Бывает такое, что кто-то из нас едет в дом престарелых или центр надомного обслуживания в регионе, в комплексный центр социального обслуживания. Это для того, чтобы аналитик своими глазами все увидел, пообщался с людьми, сфотографировал.
Так, кстати, родился и один из наших исследовательских проектов по организации навигации и информирования в помещениях социальных организаций. Мы потом проводили по нему специальные вебинары для специалистов интернатов. И теперь видим, что немало учреждений стало не просто задумываться об этой части работы, но креативить. Коллеги теперь регулярно привозят из командировок фотографии преобразившихся в этом отношении территорий и помещений.
Бывает ли, что вы напрямую работаете с подопечными фонда?
Возможность помогать всегда есть. У нас огромное волонтерское сообщество, и при желании можно заниматься любым видом помощи. Опять же, в первые годы я с радостью ездила в волонтерские поездки и небольшие командировки, потому что было важно и интересно понять, как все устроено.
Потом просто стало меньше времени. Случилась пандемия, которая сильно изменила нашу деятельность. Помощь стала, с одной стороны, разнообразнее, с другой – сложнее.
Как бы вы описали свою работу в нескольких словах?
Сейчас рискую прозвучать пафосно, но мне кажется, что в фонде мы работаем с нашим будущим. И это дает большой заряд работать больше и лучше. Потому что, я уверена, у всех у нас есть образ счастливой жизни. Долгой счастливой жизни. И так получается, что долгая счастливая жизнь завязана на том, что мы будем долго жить именно в старшем возрасте. Мы желаем этого и для наших родных, и для себя.
И очень хочется, чтобы это время и для нас, и для наших близких, и для друзей, было временем, когда нужно не исключительно заботиться о том, как прожить еще один день, а заниматься и более интересными вещами. Опять же, музыка, искусство, стать капитаном (улыбается).
Почему вам кажется это важным?
Мне кажется, это просто. Пожилые люди — это не особая группа людей и не особый возраст. Это не что-то качественно другое. То есть можно помогать кошечкам, собачкам и зайчикам, например. А старость — это не зайчики, это мы.
Вы сказали, что помогать нужно не просто потому, что жалко. А какие у вас чувства вызывают подопечные фонда?
Когда я начинала знакомиться с людьми, живущими в подшефных организациях фонда, я испытала огромное чувство уважения и интереса. Это потрясающие люди, которые прожили удивительную и часто тяжелую жизнь, которые столько всего вынесли на себе. Это люди, многие из которых прошли Великую Отечественную, кто-то вырос после войны, и с этим связаны многие горести и печали. Они встречали любовь, лишались ее, находились новую. И находят до сих пор.
Они обладают огромной силой воли и, несмотря ни на что, стараются оставаться независимыми. Например, переселяются в дом престарелых, чтобы не быть обузой для своей семьи, даже если им это неудобно.
И когда мы знакомимся с историей каждого конкретного человека, я не знаю, что можно испытывать, кроме чувства искреннего интереса, участия и уважения. Как это вообще у него получилось такую жизнь прожить? И как получается сохранять столько сил сейчас.
Как и многие люди, я хотела бы видеть ее такой, какой я сама в этом возрасте решу. Сейчас мне, конечно, кажется, что я захочу ездить по миру, делать вещи, на которых не хватало времени раньше, много читать, работать, общаться с людьми, рисовать и ходить под парусом. Но все это может быть совершенно иначе, когда я стану старше.
Мне просто хочется иметь возможность делать то, что я в этом возрасте захочу делать. Иметь возможность выбрать подходящую жизнь для себя, какой бы она ни была.
Судя по всему, вы очень позитивный человек. С этой точки зрения хочется узнать, что для вас самое трудное в вашей работе?
Когда мало получается спать. Это, конечно, из разряда «шуток нашего городка», но тем не менее, доля правды в ней есть. Бывает физически тяжело, когда какие-то проекты требуют постоянного включения.
Мы начали разговор с того, что мы работаем, а потом сразу видим изменения. Но на самом деле так происходит не всегда. Это даже скорее ошибка выжившего, просто колоссальными усилиями команды фонда эту «ошибку» мы стараемся масштабировать и тем самым добиваемся того, что изменения все-таки происходят.
Но, естественно, всегда больно слышать рассказы коллег о том, как в регионе, в котором все всегда было плохо, остается все так же плохо. Что все сделанное не работает.
Или, например, когда почти добились успеха, а потом в каком-то министерстве сменился человек, и мы снова откатились назад. Или когда просто не получилось, когда не дали денег, не получилось качественно поработать с сотрудниками социальных учреждений, и помощь не дошла до тех, кому она очень нужна в моменте. Страшно и тяжело – терять время.
Как вы справляетесь с состоянием, когда тяжело?
Кажется, тут у каждого свои методы. Но меня очень спасает наша команда. У нас налажена целая система работы со стрессом. Когда одного «выключает», включается кто-то другой. И всегда можно к кому-то прийти — нальют кофе, откроют шоколадку, подставят плечо, расскажут, как в Первомайском расцвели пионы Веры Григорьевны. И в целом можно работать дальше. Это такой энергообмен. Все равно у кого-то запас сил остается.
В этом плане НКО — это возобновляемый источник энергии.
Спасает возможность взять передышку.
Да. Если нет возможности отползти в отпуск, то всегда можно эмоционально подзарядиться благодаря команде.
Есть ли специфическая разница между аналитиком в коммерческой компании и аналитиком в НКО?
Конечно. Мне кажется, мы говорили об этом в начале. Мы похожи скорее на аналитиков в стартап-командах, когда нужно уметь делать и рыночную аналитику, и проводить кастдев (Customer Development — это методология создания продукта через понимание потребностей клиентов, — прим. АСИ), и наблюдать, что происходит в других компаниях, и презентации собирать в промышленных масштабах.
Так и у нас. Человек с аналитическим бэкграундом прикладывается ко всему, к чему может приложиться профессионально.
В бизнесе, особенно в больших корпорациях, увидеть результат своей работы сложнее. А у нас он быстрее калибруется реальностью. Не сработало — пошли переделывать прямо сегодня.
«Старость в радость» — большой фонд. Почему в одном человеке совмещается сразу несколько должностей?
Во-первых, нам повезло, что наши коллеги могут быть не только аналитиками, но и много кем еще. Это просто очень пригождается в том, что мы делаем. Например, такой командой мы можем обрабатывать и выпускать большое количество разноформатных, разножанровых материалов, на разную аудиторию.
Если бы мы, например, не умели редактировать самостоятельно, пришлось бы брать отдельного человека, который бы работал и с волонтёрскими материалами, и с материалами для помощников по уходу, и для преподавателей. Я бы не завидовала его участи. А так мы можем распределять обязанности — кому что ближе и у кого что лучше получается, плюс ориентируемся на загрузку.
Если вообще его говорить по НКО, тут работают уникальные люди — и с уникальным набором компетенций. Поэтому в каждой организации и состав команды — уникален.
Получается, что у вас закрытый, сформированный отдел?
Наш аналитический отдел не менялся практически с момента его создания. В самом начале мы его чуть-чуть расширили, и все.
Но если говорить о фонде целиком, состав меняется только в сторону прироста. Проекты становятся масштабнее, и часто нужны «свежие» руки.
Фото: Дима Жаров / АСИ
Вы когда-нибудь думали уйти из сферы НКО?
Возможно, после третьей рабочей ночи кряду я и подумывала, что вообще с работой пора заканчивать. То есть такое бывает в момент душевного отчаяния. Но если серьезно, то нет, такого не было.
Семь лет — это значительный срок для работы в фонде. За это время вы заметили, что произошли какие-то изменения в обществе по отношению к теме старости?
Вот здесь я как раз плохой аналитик. У меня есть профессиональное искажение в этом плане, — конечно, кажется, что меняется, из этого состоит наша картина мира. Мы видим, что пишут люди в соцсетях, видим, как растет число волонтеров в нашей сфере, как увеличиваются пожертвования.
Но если попытаться отодвинуть наш опыт, то признание статуса пожилых людей — это штука, которая входит в нашу жизнь естественным образом, с развитие общества. Мы можем просто стараться ускорить этот процесс.
Люди уже начинают задумываться: «А как корректнее: старик, дедушка или пожилой мужчина?». Мы можем говорить так, как привыкли, но этот вопрос где-то на полях уже появляется.
Мы видим, как меняются книжные полки – на них появляются книги про то, как можно стареть, про классную старость, про старость, которую ожидаешь с радостью, а не с опаской. В YouTube тонны роликов про то, как пожилые люди делают вещи, которые и не снились молодым. Начинают появляться фильмы с акцентом на активную, полноценную жизнь в старшем возрасте.
Это и тренд, и движение. Мне кажется, что такие вещи тоже являются сигналом того, что мы пересматриваем свое отношение к старости.
И хотя не все эти изменения связаны с нашим фондом, это кумулятивный эффект.
Что бы вы посоветовали детям, внукам и просто молодым людям касательно отношения к пожилым людям?
Присматривайтесь к ним, обращайте внимание. Мы часто не видим за привычным статусом – человека. Для нас это просто бабушка в подъезде или пожилой врач, пожилая учительница. Но каждому из них нужно внимание, нужно, чтобы его видели и чтобы им интересовались.
Это важно по отношению ко всем. Просто пожилым этого особенно не хватает. Постарайтесь увидеть человека — это действует лучше любой помощи — материальной и нематериальной. И волшебство, которое не нуждается в аналитике, состоит в том, что вы каждый раз будете открывать что-то новое и важное для себя.
Автор: Дина Ивина
Источник: АСИ
